В отроческие годы мне довелось жить в самых разных уголках девственной африканской природы — от близких к Сахаре регионов на севере Нигерии до болотистых территорий на юге. В юном возрасте, в Восточной Африке, я стал свидетелем миграции антилоп гну, проносившихся по долинам Серенгети; я видел львов, дремавших среди деревьев возле озера Маньяра и свободно бегающих по берегам рек в горах Мичиру в Малави, — я рос, и на моих глазах росли эти львы.Никто ничем не стеснял меня, я рос свободным и вместе со своими африканскими товарищами по играм ходил высматривать зверей. Сама природа давала мне образование, и главным в нем было находить общий язык с окружавшими тебя людьми и зверями.Но когда мне исполнилось четырнадцать, традиционная система воспитания вторглась-таки в мою жизнь. Успехи мои в местной малавийской школе были весьма посредственными, так что меня на два с половиной года выслали в страну, которую я не знал и не знаю до сих пор, — в Англию.Я оказался в южной Англии, где грязные поля, бесконечный нудный дождь и новые для мальчика, родившегося британцем, но любящего только Африку, ее обычаи и привычки. Это был смутный и «неуклюжий» период моей жизни, когда сердце болело только об одном — как бы удрать назад в Африку! Я учился на двойки и тройки, да еще стяжал себе славу дикаря, жившего среди львов, — этот ярлык навсегда остался в моем сознании.В холодном, как пещера, классе британской школы я написал письмо Джорджу Адамсону, в котором впервые искренне рассказал о своей тоске по дикой Африке и стремлении вернуться на этот континент.Джордж получил письмо и передал его Джой — она как раз искала ассистента для работы с леопардами в национальном заповеднике Шаба.К тому времени я вернулся в Малави на каникулы и получил от Джой письмо, которое, будучи отправленным из Кении, не застало меня в Англии.Она писала, что в принципе готова принять меня и предоставить возможность поработать с леопардихой Пенни — настоящей царицей Шабы. Джой советовала приехать в Кению, а уж она-то выхлопочет мне разрешение на работу. Страстные строчки, написанные в холодном классе, каким-то образом дали мне шанс, которого я добивался.Окрыленный, я возвратился в Лондон, но моей радости не суждено было продолжаться долго. Я сошел с самолета, не обращая внимания ни на людскую толчею, ни на грозовые облака в небе; купил газету — и остановился, как громом пораженный. Заголовок гласил:ДЖОЙ АДАМСОН УБИТАДля меня это означало крушение мечты, а для всего мира-то, что навсегда замолк голос, доносившийся из дебрей Африки. Это был голос женщины, чьи слова и дела покорили сердца миллионов и, как никогда впоследствии не удавалось никому, привлекли внимание людей к дикой природе.Несколько недель я скорбел о случившемся и представлял себе заросший кустарником кусочек кенийской земли, где старик, увенчанный копной седых с желтизной волос, похоронил свою жену под каменной плитой рядом с могилой львицы Эльсы — той, что так связывала его с Джой.Спустя шесть месяцев я вернулся в Африку, возможно преисполненный еще большей решимости посвятить жизнь задуманному делу, и в восемнадцать лет начал свою карьеру, которая поселила во мне любовь ко львам, а затем свела с Джорджем Адамсоном.Я начал учеником егеря в частном заповеднике, граничившем с национальным парком Крюгера в Южной Африке, и как сейчас помню свое первое столкновение со львами, преподнесшее мне хороший урок.Однажды ранним утром я ехал по заповеднику в сопровождении опытного егеря, как вдруг невесть откуда возникла пожилая львица и без предупреждения бросилась к нашей открытой машине. Нас окружал густой кустарник, и, пока мой спутник пытался оживить заглохший мотор, львица приблизилась. Огнестрельного оружия с нами не было, одна дубина.Повинуясь инстинкту самосохранения, я дико заорал на львицу и принялся колотить дубиной по бортам машины, думая напугать ее. Наконец мотор завелся, лендровер рванулся вперед, а львица замедлила шаг и остановилась.Урок, полученный мною, я понял так: с уважением относись к окружающему миру, но не бойся его. От страха все несчастья.Следующим этапом моей карьеры была работа с доктором Йеном Плейером, представителем Школы управления дикой природой. Я жил с коллегой и подругой Розанной Сейвори в обветшавшем фермерском доме в предгорьях Дракенсберг, и на моем попечении находился солидный участок нетронутых земель. Я исхаживал немало миль, проверяя надежность оград, снимая браконьерские капканы и отстреливая браконьерских же охотничьих собак, а Розанна, «сидя» на причудливом допотопном телефоне, обзванивала потенциальных посетителей. Я быстро постигал суть дикой природы, и скоро взял на себя обязанность прививать любовь и интерес к ней детям, посещавшим наш заповедник.Через год я сделал головокружительный бросок и оказался на северо-востоке Тули, в Ботсване. Там мне было поручено начать изучение местной популяции львов, прежде никем не исследованной, и именно там зародились моя любовь к этим крупным представителям семейства кошачьих и сочувствие им. Четыре года я размышлял, говорил и писал о животных, ставших символом африканской природы. Я проникся жизнью львов так же глубоко, как они вошли в мою. Я был рожден, чтобы познавать жизнь львиных стай и каждого льва в отдельности. Я разделял их победы и страдал вместе с ними, когда их преследовали.Из-за браконьерства и незаконной охоты я потерял за два с половиной года двадцать пять из пятидесяти пяти львов, составлявших популяцию заповедника. Мне случалось находить моих подопечных попавшими в браконьерские капканы и, если было не слишком поздно, высвобождать их из коварной проволоки;
1 2 3 4 5 6 7 8