Между прочим, - он хитро прищурился, - вы ведь тоже допустили одну фактическую ошибку.
- Какую?
- В то время как вы расследовали смерть Шриверов, они были еще живы. От радиации умирают сразу только в эпицентре взрыва. А так это длительная процедура. По старой дружбе сообщу вам еще одну секретную информацию. Рол умер позавчера, а миссис Шривер только вчера утром. Недаром говорят, что женщины живучи, как кошки! - И генерал Дэблдей разразился истерическим хохотом.
В эту минуту он казался Муну величайшим в мире фокусником, распилившим на своем веку бесчисленное количество людей, которых он иногда опять склеивал, а чаще всего - нет. И вот сейчас, когда он по ошибке распилил самого себя без малейшей надежды заново склеить, этот великий мастер иллюзии последним судорожным движением еще вытаскивает из пустого рукава дюжину бенгальских огней, чтоб зажечь их перед изумленными взорами уже похоронивших его зрителей.
ЭПИЛОГ
Маркиз лежал на белой, как первый снег, больничной койке, окруженный никелированным блеском бесчисленных медицинских аппаратов, среди которых Муну был знаком лишь один - для переливания крови. То, что можно было беседовать через плексигласовую прозрачную стену при помощи переговорного устройства, было маленьким чудом. Оно объяснялось тем, что маркиз Кастельмаре объявил, что лучше умрет в родном Панотаросе, чем даст себя перевести в тот самый идеально оборудованный, идеально засекреченный госпиталь, где скончались Шриверы. Но главную роль здесь играли заботы и врачебное искусство профессора Старка.
- Умереть пока не умру. - Маркиз говорил глухо. - Остальное неважно. К жителям Хиросимы прибавится один испанец. Таким образом, я кладу начало интернациональному братству облученных, продолжающих жить, чтобы люди помнили о погибших... Профессор говорил что-то насчет клада...
- Да! Вот он! - Мун показал маркизу небольшую шкатулку из великолепной дамасской стали. - Разумеется, ваше фамильное сокровище прошло дезактивацию, так что вручаю его вам без опасений. - Мун раскрыл ящичек. В нем, аккуратно разложенные по ячейкам, находились весьма странные предметы. К каждому было приложено краткое пояснение на старокастильском языке. - Текст мне уже перевели, так что могу вас ознакомить с инвентарем драгоценностей, которым, по убеждению графа Санчо, позавидовал бы даже король Кастилии. Вот это коренной зуб святого Симеона Столпника... Это - чудодейственный волос святой Амагельды... Эта главная жемчужина - кусок власяницы Иисуса Христа... Читать дальше? - Мун рассмеялся, впервые за долгое время от души. Затем добавил: Только подумать, что ради этого потеряли жизнь Шриверы, ради этого майор Мэлбрич был готов на любое преступление! Какой трагикомический парадокс!
- Не смейтесь, дорогой Мун, это еще и сейчас целое богатство. Брат нашего падре Антонио по ордену "Дело господне", его преподобие министр финансов скупает такие реликвии за умопомрачительные деньги. Рассказывают, что у него богатейшая коллекция костей святого Иеронима - на целого динозавра хватило бы. Так что можете меня поздравить - я теперь богач. Могу себе позволить бросить свой замок и снять в Мадриде приличную меблированную комнату. Может быть, даже подыщу целых две - для себя и дочери. Вдвоем все же жить дешевле. Обязательно навещайте, когда опять приедете в Испанию. Хотя можете не спешить... Дайте нам время сначала избавиться от его превосходительства генералиссимуса Франко.
Когда Мун уходил из медпункта, в ворота лагеря въехала сверкающая черным лаком огромная машина с серебристой антенной и радиооператорами на переднем сиденье. Ее сопровождали мотоциклисты американской военной полиции. Автомобиль ничем не отличался от машины генерала Дэблдея, но номерной знак был другой, а сидевший в нем генерал носил вместо интеллигентного пенсне дымчатые очки. Сейчас, когда, по мнению Пентагона, уже нечего было скрывать, грубый энергичный вояка был полезнее изощренного дипломата-иллюзиониста.
А час спустя на пустынной центральной площади остановился голубой автобус Малага - Панотарос. Он приехал совершенно пустой, но зато брал в обратный рейс целых пять пассажиров: Муна и Дейли, дона Бенитеса с женой, переселявшихся к дочери в Мадрид, и Педро, которого пожилая чета собиралась усыновить.
- Где она живет? - спросил дона Бенитеса провожавший их Билль Ритчи.
- В Мадриде.
- О, в самой столице! - отозвался водитель автобуса. - Вам повезло, дон Бенитес! Что до меня, то я там ни разу в жизни не бывал.
- В столичных чаболас, - усмехнулся дон Бенитес, потом, как бы вспомнив свои бывшие обязанности, объяснил американцам: - По-нашему ваши американские бидонвили называются "чаболас". Звучит, по крайней мере, романтично, не правда ли? И соседство у моей дочки романтичное - трущоба, где она живет, находится совсем рядышком с Большой ареной. Но это все-таки лучше, чем оставаться в Панотаросе. Тем более что отель закрыт. - Дон Бенитес грустно поклонился наглухо заколоченным стеклянным дверям гостиницы "Голливуд".
- Вам тоже следовало бы уехать, сеньор Ритчи, - участливо сказал Педро, потирая не без затаенной гордости уже наполовину зажившие кровоподтеки и синяки. - С вашим больным сердцем вам нельзя здесь оставаться. Почему бы вам не возвратиться к себе домой, в Штаты?
- Куда я там денусь? Тут, по крайней мере, один доллар равняется шестидесяти песетам. - Старый актер прошептал себе в утешение спасительную фразу, за которой он все это время прятался от всех невзгод. - И, кроме того... - Он помедлил, грустно подыскивая в уме еще какое-нибудь оптимистическое оправдание того, что остается, но в конце концов сдался:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102