Ему было противно, и вечерами, глядя на свои руки, бывший поэт и мечтатель с тягостным чувством замечал, как они огрубели. Трудно кормить семью человеку, который до недавнего времени с трудом управлял собой. А теперь у него на шее было двое. Жена, и, как уродливый требовательный младенец ее старая мать. Совершенно помешавшаяся старая бестия твердо решили довести его до ручки. Не вставая со своей дурнопахнущей лежанки дотягивалась до домашних единственной оставшейся у нее конечностью - речью. Вернее ором, воем. Могла поднять всех в два часа ночи с сакраментальным требованием воды. Он сжимал зубы и выполнял требования старухи с поелику возможной безропотностью, но внутри все переворачивался. А старая карга, страдая затаенной к нему ненавистью не упускала возможности подколоть нежданно появившегося зятька, и хотя давно уже выжила из ума, прекрасно знала - он это ненавидит. На фоне вот этих бесконечных надрывных воплей и проходила их семейная жизнь. Он совсем перестал писать стихи - просто не успевал, была бездна работы, а если даже и выдавалась свободная минутка, сама атмосфера не давала возможности нормально сосредоточиться. У него не было своего угла в этой пропахшей экскрементами двухкомнатной квартире. А покинув это смрадное гнездышко он начинал видеть все остальное. То, что пропустил, пребывая в мечтах теплыми вечерами прошедшего лета - неприглядность опустевших улиц, пустые темные дома обезлюдевших домов, холод и все тот же запах фекалий, последствия неработающей канализации. Жена его не поддерживала. Ее можно было понять, как никак на ее хрупких плечах тоже висела чугунная ноша семейного быта, и ненамного меньше, чем у супруга. Но ладно быт. Его можно было перетерпеть. Но вот сама она, эта хрупкая, умеющая слушать особа, вдруг переменилась, и не в лучшую сторону. Ее тупая практичность выводила его из себя, и не раз и не два уже закрадывалась в голову бывшему холодному моралисту неприятная, тягостная мыслишка - а что, если его любовь, его идеал на самом деле вот такая и есть? И это ее нормальное состояние. Он не хотел верить, но что если она действительно была зеркалом? Он увидел в ней отражение своих привычек и решил, что нашел родственную душу? Ему хотелось говорить о высоком, ее волновали насущные проблемы. Она была права, так как только сосредоточившись на быте можно было выжить в нынешнем городе. Но как это раздражало! Они стали сориться. Как обычно бывает, по пустякам - плохо приготовленная еда, неубранная постель, бабке не вынесли горшок. Жена кричала, он уходил в себя, замыкался и отвечал однословными фразами. Наивный, он полагал, что мужчина не должен кричать. Впрочем, пришло время, когда и эти мечты были растоптаны грубой кирзой повседневности. Он озлобился, ему все надоело. Но вот так, бросить все и уйти он уже не мог, впервые в жизни познав что-то отличное от своего обычного одиночества, он решил оставаться до последнего. Боялся снова остаться один. Большой страх для тех, кому есть с чем сравнить. В конце-концов он стал язвить в ответ на выкрики супруги. Получалось хорошо - он всегда был остер на язык. А она утратила веселье и стала плакать ночами. Днем же была как фурия - требовательная, мелочная, вся в мать. Потом и он стал орать, и понял, что это дает какую то разрядку, и стал делать это регулярно. Она отступала к стене и кричала в ответ: "Ты что, ударить меня хочешь. Ну ударь!" Ему хотелось, но он никогда не бил женщин. Тягостная атмосфера города давила, но дома было куда хуже. Может быть это и есть маленький ад, - подумалось как-то ему, - персональный ад, для таких вот идеалистов, и все подобралось так, как меньше всего нравилось ему. Это было тяжко, как какой то груз на спине, что трудно нести но нельзя бросить, потому что он прирос. Жизнь на глазах утрачивала краски, фантазия гасла, мечты тускнели. Жить только собой уже не получалось, а иначе... Черно-белая фотография за окном, жизнь, похожая на пятно на обоях здесь, в квартире. На кухне ночью хозяйничают тараканы, ветер воет в щелях оконной рамы и давно не было видно солнца. И только и оставалось нашедшему свое счастье бедняге, возвращаться назад, всего на несколько месяцев назад, а кажется на целую вечность и вспоминать. Вспоминать то ядреное прошедшее лето с его солнечным теплом, нагретым асфальтом и толпами спешащих людей. Вспоминать тенистую прохладу бульваров, прогретую воду реки мелочевки в которой целый день купался народ, а вечером, сидя на Степиной набережной провожал закат. А некоторые после этого еще и встречали рассвет. Кажется это было давно, кажется не с ним и не в этом городе. Вспоминались костры, и лица людей сквозь игривое пламя, задушевные разговоры и полуночные песни. Тогда он жил, может быть впервые с тех пор как отпраздновал свое двеннадцатилетие. Так несправедливо, так жестоко обошлась с ним судьба - жалкие два месяца полнокровной жизни. Кто знает, кем бы он стал не прервись все таким страшным образом. Счастье излечивает людей, меняет характер и заставляет забыть старые свои привычки. Вот только оно само редко живет долго. Тягостная жизнь же, в противовес счастливой, может тянуться долго, очень долго, но в данном случае, посреди всеобщего медленно но неотвратимого ветшания чересчур длительно она продолжаться не могла. Возможно, если бы он знал об этом, то страдал бы намного меньше. Но он не знал. Он считал, что теперь так будет всегда, упустив из виду тот непреложный факт, что ничего вечного не бывает. И тогда, в немой тоске перебирая вещи второй половины, он еще не знал, что стоит на пороге. Желтый квадратик из плотной бумаги, надпись неразборчивым почерком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200