Но мощный, выворачивающий наизнанку запах ясно указывал на волосатого, да и обретающийся возле алкаш с кривой улыбкой рассказал Рамене, что сюда почти каждую ночь заходит снежный человек.
– Йееттиии... – смачно и с явным удовольствием произнес он и обрисовал руками корявый силуэт, якобы видимый им ночью.
На лежке нового, покрытого шерстью пришельца было удивительно неопрятно, и, слегка скривившись от отвращения, Дмитрий нашел в темном углу кучку изжеванных до состояния фарша костей с остатками мяса, которое, судя по всему, было слегка протухшим еще в начале трапезы. Крысы тут тоже были – висели себе в ряд за хвостики на тонкой рыболовной леске.
Ищущий общения ханурик, который увязался за Раменой, ткнул в висящих корявым пятнистым пальцем и заплетающимся языком вымолвил:
– Вот тебе противно, а некоторые их на закуску едят.
Содрогаясь от омерзения и стыда за весь человеческий род, брат Рамена поспешно покинул это место.
Потом он все-таки нашел, что искал, – сначала в крошечной хибарке на насосной станции обнаружилась лежка, не принадлежащая волосатому, еще совсем теплая. Клиент успел уйти минут за тридцать до того, как сюда заявился брат Рамена. Здесь же обнаружилась упаковка супа быстрого приготовления и дымящееся кострище. Сосуд, в котором готовили суп, видимо, уволокли с собой.
И на подходе к следующему указанному месту Пономаренко уже чувствовал – жертва прячется там.
Надо сказать, беглец был умен и потому устроил сегодняшнюю ночевку очень мудрым образом, обосновавшись на пустующей лодочной станции. В свое время на этом земляном пятачке левого берега было людно. Горожане воскресным днем приходили сюда, чтобы взять одну из цветастых ярко-синих лодок, лежащих перевернутыми на земле, как выкинутые на сушу дельфины, и прокатиться по Мелочевке, неторопливо осматривая пологие берега и взмахивая рукой в ответ на крики купающихся. Приходили всей семьей, некоторые вместо лодок брали гидроциклы с желтыми поплавками и отчаливали на них. Тогда вода в реке была еще чистой, и из неторопливо плывущей вниз по течению лодки можно было увидеть морщинистое песчаное дно, да стайку серебристых рыбок в толще воды.
Теперь станция захирела. Кто знает, почему? Сказался ли недостаток финансирования, или облезлые спины изношенных лодок уже не привлекали внимания? Вытоптанная земля у реки заросла буйной травой, в которой утопала хибара сторожа, дырявые остатки лодок печально высовывали свои облезлые костяки из сарая, и ветер, проносясь сквозь них, завывал дико и печально. Тут и там валялся гнилой брезент, и весла были выставлены под рахитичный навес, как частокол ружей. Их никто не брал – за все время исчезло только два или три.
Главное – не вспугнуть. Растерявший июльское тепло ветер лихо вился среди остовов лодок, свистел и скрипел в них на все лады. Рамена поднял голову, на поблекшем до белесо-серебристого оттенка небе быстро неслись черные лохматые облака, каждое из которых напоминало сорвавшегося с поводка черного терьера, вот только не обладало весельем, свойственным этой породе.
Сбоку виднелась хибарка сторожа, дверь ее была закрыта висячим замком, толстый слой грязи на котором указывал на то, что не открывали его довольно давно. Однако местные маргиналы нашли обходной путь – окна домика зияли пустыми рамами, без единого стекла. Не было стекол и на земле перед избушкой, а плотно утоптанная тропинка указывала на то, что незваные гости появляются тут достаточно регулярно. От сторожки к границе свинцово-серой воды спускалась узкая каменная лесенка. На последней ступеньке, куда с монотонной регулярностью ударялась низкая рябь, валялась расколотая на две одинаковые части бутылка «Пьяной лавочки», своей аляповатой этикеткой глядя прямо в небо. Ветер трепал ее и пытался оторвать, но труд его был далек от завершения.
Рамена сделал шаг вперед, бесшумно, как призрак, казалось – даже одежда его не колышется. И остановился от неприятного ощущения.
На него кто-то смотрел, смотрел с ненавистью и, возможно, жаждал крови. Взгляд этот слизняком ползал по спине, буравил, словно хотел прожечь тонкую нежную кожу и добраться до внутренностей, до костяка.
Секунду назад его не было, в этом Пономаренко мог поклясться. Только ветер, тучи, унылый берег да он – Рамена, в ожидании жертвы. Слуга Ворона замер неподвижно и сделал вид, что любуется рекой. Было чем любоваться, по ней как раз плыл живописный плот, состоящий из густо облепленной ряской шины с яркой надписью «goodyear», двух похожих на замороженных червей коряг да солдатского кирзового сапога в белесой плесени. Капитаном этой речной «Куин Мэри» была мелкая речная чайка, что с королевским величием восседала поверх плывущего мусора.
Медленно скользя взглядом по речной глади, Дмитрий стал поворачивать голову, так, словно, между прочим, чтобы этот непонятный тип со взглядом снайпера не понял, что его засекли. Да, Рамена уже знал, где тот находится – в хибарке сторожа. Спрятался там, боец-невидимка. Рамена ухмыльнулся криво и не торопясь пошел в сторону берега, поднимаясь выше по пляжу. Прогуливающаяся по набережной немолодая пара без интереса скользнула по нему взглядом и пошла себе дальше.
Когда Рамена достиг точки, которую из домика увидеть было нельзя, он сбросил деланную сонливость и стремительно переместился к сторожке, остановившись у стены, справа от окна. Чтобы его рассмотреть, любителю поглазеть придется высунуть голову из окна. Он замер и прислушался, одновременно непроизвольно следя за Чайкиным кораблем – единственным объектом, нарушающим ровную водную гладь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143