В этой комнате вы ни при каких обстоятельствах не сможете убить себя, только нанести вред своему здоровью, а этого никто не хочет. И если я смогу ручаться врачам и полицейскому, что вы не станете возобновлять попытки самоубийства, то, я в этом совершенно уверен, мы сможем снять с вас ремни, чтобы вы могли садиться в кровати и любоваться рекой за окном. А я принесу вам что-нибудь почитать. Вы хотите читать? На каком языке? На китайском? На английском?
Кван закрыл глаза. По его щекам потекли слезы, жгучие, словно кислота. Победить не удастся. Имя им – легион, они в силах собрать под свои знамена столько солдат, сколько пожелают. Кван лежал на кровати, одинокий, беспомощный, всеми преданный, страдающий. У него отняли даже право прекратить существование.
– Журналы? На китайском языке?
Кван кивнул, не открывая глаз. Еще одно поражение.

Усевшись в кровати и повернувшись налево, Кван увидел за окном бурные воды Ист-Ривер, на дальнем берегу которой раскинулся промышленный район Куинс. Изредка по реке проплывали суда, в основном торговые: баржи, буксиры, иногда – маленькие грузовые катера. Время от времени опускались и взлетали крохотные гидропланы. Ближний берег реки, едва видимый из-за подоконника, был заполонен машинами, мчавшимися по проезду Франклина Делано Рузвельта. Дорожная суета только подчеркивала запустение, царившее на реке, которую невозможно было даже представить себе спокойной. Глядя в окно и наблюдая за бегущими серыми волнами, Кван вспоминал о своем путешествии на лодке из континентального Китая в Гонконг. Тогда он был совсем другим человеком. С какой надеждой он налегал на весла, вглядываясь в огни приближающегося города!
Повернувшись направо, Кван видел дверь палаты, в которую время от времени входили врачи, медсестры и Боб. Всякий раз, когда отворялась дверь, Кван выглядывал наружу и замечал полицейских в форме, все время разных. Как правило, полицейский сидел, широко расставив ноги, у противоположной стены в кресле из металлических трубок и читал газету либо просто оглядывал широкий коридор, вероятно, любуясь бедрами какой-нибудь медсестры. Однажды на дежурство прибыла женщина-полицейский. Она читала журнал.
Кван тоже читал. Рядом с его кроватью стоял белый металлический столик, на котором лежали принесенные Бобом журналы, а также карандаш и блокнот – на тот случай, если пациент захочет изложить просьбу или замечание. Квану было нечего сказать, поэтому карандаш с блокнотом лежали без дела, но журналы он читал – и китайские, и английские. Как ни старался юноша отгородиться от внешнего мира, тот назойливо напоминал о себе, наполняя душу Квана безверием и чувством безнадежности.
Остальное время Кван спал. Его пичкали лекарствами, осматривали, проводили лечебные процедуры. Горло и пищевод Квана были повреждены столь серьезно, что он не мог ни есть, ни пить, ни говорить, и если игла внутривенного питания, воткнутая в его левое предплечье, успешно восполняла первые два недостатка, то третий пациента не волновал.

Как только отпала необходимость в применении болеутоляющих средств, сон юноши вновь сделался чутким, поэтому он сразу услышал, как открывается дверь, и тотчас посмотрел на нее. Дверь широко распахнулась, и на пороге показался залитый светом из коридора человек, входивший втемную палату (вид на реку закрывался на ночь ставнями). Человек прикрыл дверь и бесшумно шагнул вперед, но перед глазами Квана по-прежнему стояло видение: коридор и пустое кресло напротив двери.
По-видимому, полицейскому что-то понадобилось в палате.
Нет. Быстрый взгляд на освещенную фигуру оставил у Квана впечатление, что человек одет в длинный белый врачебный халат, а не в полицейскую форму. Однако, входя ночью в палату, сотрудники клиники непременно откидывали покрытую резиной металлическую лапу, удерживавшую дверь открытой, чтобы в помещение проникал свет из коридора, да вдобавок включали маленькие фонарики. Это делалось, чтобы не зажигать лампы под потолком и не беспокоить больного.
Долгое время пробывший в темноте, Кван мог различать хотя бы контуры. Человек, вошедший из ярко освещенного коридора, был вынужден искать путь впотьмах ощупью. Он налетел на кресло, и юноша услышал скрежет железных ножек.
Внезапно он понял, что происходит. Опутанный тянущимися из носа трубками, прикованный к постели привязанной к левому предплечью доской, удерживавшей в неподвижности иглу внутривенного кормления, Кван попытался сесть, испуганно и нечленораздельно хрипя, впервые за все время пребывания в клинике издавая звуки. Хрип причинил ему невыносимую боль и вынудил незваного гостя на мгновение остановиться.
– Ты проснулся, Кван, – вкрадчиво прошептал незнакомец на кантонском диалекте. – Ты проснулся? Я пришел помочь тебе. – Мужчина умолк и вновь двинулся вперед.
Кван понимал, какую помощь сулит ему этот вкрадчивый ублюдок. Он уже пытался убить себя, но руководствовался своими причинами, преследовал свои цели, однако его намерения чудесным образом совпадали с их желаниями. Какую добрую услугу оказал бы он им, наложив на себя руки и заодно избавив их от возможных неудобств! Но он потерпел неудачу, как, впрочем, и во всех других делах, – теперь Кван видел это совершенно отчетливо, – и они решили ему помочь, руками секретаря посольства, военного атташе или какого-нибудь шофера из китайского представительства при ООН, чтобы вторая попытка оказалась более успешной.
«Я им не поддамся», – подумал Кван, инстинктивно готовясь к сопротивлению, цепляясь за жизнь с тем же упорством, с каким он только что пытался от нее избавиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109