– Вы можыти называт мынья Мыхаыл. Вы будытэ идти с мыной.
– Но… кто вы?
– Кы Гы Бы, канэшна, – ответил мужик, которого звали, а может, и не звали Михаилом. Он сказал, где служит, небрежно передернув плечами, потом добавил: – Об што вы никаму нэ гаварыт.
– Рассумеется.
– Тыпэр вы будэтэ слэдоват за йя. Вон есть два амырыкханцы разгаварывайущие. Я должэн гаварыт с мужчщына самым. Вы будытэ гаварыт с жэншын, штобы йя увадыл мог мужчшына в старана прочщщщь.
– Но… почему я?
– А патамху што я вас ысползыват, – ответил мужик из КГБ, причем последнее слово, слишком длинное для его языка, он произносил, шлепая губами, будто резиновыми мухобойками. – Тыпэр пашлы. – Когда они протискивались сквозь толпу, кагэбэшник, словно вспомнив о чем-то, добавил: – Как вы зват?
– Григорий Басманов.
– Ы как вы палучат на жызн, Григорий Басманов?
– Писать для телевизии, – поиск и расстановка английских слов поглощали все внимание Григория.
– Ххххарашо.
Двое американцев увлеченно тараторили по-своему; слова сливались, окончания разлетались, будто брызги, и речь звучала совершенно непонятно.
«Ни слова не разберу! – подумал Григорий. – Вот же стрекочут! За этим, что ли, я сбежал из клиники? Чтобы меня настращал легавый из конторы, да еще и американцы унизили?»

Изысканно-лощеный экономист Михаил сказал:
– Я привел с собой соотечественника, который был бы рад усовершенствовать свой английский.
А коренастый Михаил из КГБ объявил:
– Эта есть чилавэк русскый, каторый гаварыт па-аглыцкы так жэ хххарашо, как мнэ сам. Можэт, лучшэ.
– Я имею только немного английский, – проговорил Григорий, улыбаясь американцам, чувствуя, как его охватывают робость и ощущение неловкости, и начиная жалеть, что вообще приперся сюда. Что он знает об иностранцах? Как держать себя с ними? Кроме двух-трех врачей с Запада, с которыми он общался исключительно через толмача в первый год после чернобыльской аварии, Григорий никогда в жизни не встречался с иностранцами. «Я же простой киевский пожарник, – подумал он. – Моя новая жизнь – лишь недоразумение».
– Это мисс Сьюзан Кэрриган из Нью-Йорка, – в один голос сказали оба Михаила. Правда, Михаил из КГБ забыл про «мисс». – Она выиграла Москву на конкурсе. – Михаил от экономики весело улыбнулся, а Михаил от охранки осклабился в какой-то мрачной и немного оскорбленной ухмылке.
– Поездку в Москву, – поправила их Сьюзан, улыбнувшись свежему русскому и протягивая ему руку. Григорий принял ее, сознавая, как тонка, костлява и нерешительна его собственная рука. Виду него был, как у больного гриппом или гриппоподобным недугом, который дал маху, встав с койки и явившись на вечеринку.
– Григорий Басманов, – проговорили Михаилы, завершая церемонию знакомства. – Григорий работает на московском телевидении.
– О, правда? – Сьюзан выпустила хилую руку Григория и приняла от Михаила полный бокал вина. – А что вы там делаете?
– Сочиняю шутки для одного комика, – ответил Григорий, произнося слова в час по чайной ложке. Потом покачал головой и добавил: – Вы про он не слышали.
– Возможно, я слышал, – сказал Джек Филдинг, протягивая руку. – Джек Филдинг, сотрудник посольства. Мы много смотрим телевизор, уж поверьте. Кто этот ваш комик?
Пожав Филдингу руку, Григорий сказал:
– Петр Пекарь.
Он испытал истинное удовольствие, услышав исполненное горестного изумления «кряк» кагэбэшника (Михаил от экономики радостно хихикнул, вспоминая что-то).
Филдинг тоже обрадовался.
– Правда? Этот парень – настоящий смутьян!
– Да, – согласился Григорий и расслабился, нежась в лучах славы Петра Пекаря.
– Если бы несколько лет назад он вякнул то, что свободно говорит теперь, сразу же отправился бы прямиком в Сибирь, – добавил Филдинг, качая головой.
– Ну, по крайнему меру он бы там имел меня, – заверил американца Григорий. – Если Петр Пекарь простуживает себя, я, от своя сторона, тотчас чихать меня. – Он удивился той легкости, с какой вдруг заговорил по-английски, стоило только начать. Оказывается, тут нет ничего невозможного.
– Я пыталась смотреть здешние телепередачи, – сказала Сьюзан. – Но это просто мучение. На вид – вроде как наши, американские. И новости, и спорт, и игры, но я не понимаю, кто что говорит. Ну а с надписями и вовсе беда, я не знаю даже букв! – воскликнула она, смеясь над собственной беспомощностью.
– Конечно, я видель вашу американскую телевизию, – сказал Григорий. Девушка ему нравилась. Она держалась просто и уверенно. Ему хотелось продолжать разговор, и не важно, насколько это трудно. – В телестанции присваивают трансляцию через спутник. Иногда я вижу новости Си-эн-эн. Вы знаете эту программу?
– О, разумеется, – отвечала Сьюзан. – Кабельная сеть. Должно быть, с вашей точки зрения, это воспринимается совсем иначе.
– Какой позитивизм. – Григорий улыбнулся ей, надеясь, что в английском языке, есть это слово. – Дикторы говорят так уверенно. У нас никто ни во что не уверен со дня Сталин скончаться.
Сьюзан засмеялась, удивилась этому и сказала:
– Это одна из шуток, которые вы сочиняете для как бишь его?
– Прошу прощения?
– Ой, извините. – Сьюзан, как могла, объяснила смысл английского перевода выражения «как бишь его», а тем временем экономист Михаил нежно отвел Джека Филдинга в сторону и возобновил разговор:
– Да, так вот, об этом вашем свободном рынке. Теперь, когда японцы дышат вам в затылок, вы не станете отстаивать идею полного возврата к нему.
(Одновременно другой Михаил произнес, тоже обращаясь к Филдингу: «Я должэн гаварыт с вы про этат ваш пасольство. Есть нада решыт ешо нескалка вапросов».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109