Вы были правы, – сказал Шлэрн и дружески улыбнулся. – Я и сам не понимаю, что за бес в меня вселился, – добавил он.
X
Как попасть на станцию?
Все ополчились против меня – время и небесные силы, охранники и ангелы, кордоны и войска; они собрались в единый кулак, не давая мне разделаться с горсткой этих убогих болванов, которым не на что надеяться.
Как попасть на станцию?
Сколько времени осталось у меня, чтобы проникнуть туда?
41
Фрэнк неодобрительно наблюдал, как между Григорием и восемью заложниками устанавливается некое подобие дружеских отношений, но помешать этому он был не в силах. Люди – существа общительные, им намного проще быть любезными или по крайней мере вежливыми, чем вести себя грубо и отстраненно.
Вот почему уже вскоре после захвата станции с уст Григория начали срываться фразы вроде: «Рози, передайте мне распечатку, пожалуйста», «Марк, пора проверить датчики давления», а то и «Фрэн, мне хочется пить. Будьте так добры, принесите стакан воды».
Поначалу Фрэнк возражал против такого панибратства, но в конце концов понял, что зря сотрясает воздух. По правде говоря, ему тоже было гораздо удобнее обращаться к заложникам по имени, говорить «спасибо» и «пожалуйста», как будто здесь собрались единомышленники, а не террористы и их пленники.
Со временем они запомнили имена сотрудников станции и мало-помалу познакомились с ними поближе. Григория и Квана заложники знали, потому что их знал весь мир. Уже на первых этапах переговоров Григорий назвался, представил китайца и рассказал о том, что с ними случилось, желая продемонстрировать серьезность намерений, свои возможности и доказать, что они с Кваном утратили всякую надежду и им нечего терять.
По настоянию Фрэнка, твердо уверенного в том, что ему удастся выйти сухим из воды, его имя и имя Марии-Елены остались в тайне. Имя Пэми тоже, но лишь потому, что им никто не интересовался. Как только террористы овладели станцией, силы оставили девушку, и она почти все время проводила в кровати или дремала в кресле, изредка безучастно озираясь по сторонам. Ни заложники, ни даже ее товарищи не обращали на Пэми ни малейшего внимания.
Фрэнк думал, что Григорий вот-вот совсем ослабнет и его присутствие на станции приобретет скорее символическое значение, однако, попав в зал управления, этот измученный человек, казалось, обрел второе дыхание и ощутил прилив сил. Григорий продолжал руководить персоналом станции и вести переговоры с собравшимися за забором тупоголовыми чиновниками с неистощимой энергией, словно в его теле тоже был реактор.
Кван понемногу сдавал, особенно после того, как по телевизору сообщили, будто он – обычный уголовник, а не повстанец с площади Тяньаньмэнь. Это произошло через два дня после того, как Григорий сообщил прессе имена. Оклеветать пожарного, героя Чернобыля, было, разумеется невозможно; что до Ли Квана, то китайское правительство с радостью объявило его мелким воришкой, рассказывавшим о себе небылицы, чтобы получить политическое убежище. Американский госдеп по каким-то своим причинам – конечно же, вполне веским и серьезным, – немедленно подтвердил подлинность документов, представленных китайской стороной в качестве «доказательств».
– Все правильно, Кван, – сказал Фрэнк, пытаясь подбодрить юношу. – Лжи всегда сопутствует еще большая ложь, так что не беспокойся. Типографской краски на твой век хватит. На этом свете немало журналистов, которые знают, кто ты на самом деле.
Кван равнодушно пожал плечами. На его маленьком лице застыла горькая мина.
– Ты еще поведаешь миру о своем прошлом, – продолжал Фрэнк. – У тебя будет уйма времени, когда мы выберемся из этой передряги.
Это было ошибкой. Кван бросил на Фрэнка красноречивый взгляд, тот смущенно откашлялся, похлопал глазами, потрепал молодого человека по плечу и торопливо удалился.
Фрэнку добавляло волнений еще и то обстоятельство, что, невзирая на весь ужас положения, жизнь на станции постепенно входила в спокойное русло. Фрэнк хотел непрерывно продвигаться вперед, вести переговоры и, спланировав эндшпиль, успешно завершить борьбу и вырваться на свободу. Затишье было смерти подобно. Патовая ситуация на руку хозяевам станции, которые никуда не торопятся.
Между тем выполнение требований террористов откладывалось на неопределенное время. Они продолжали удерживать станцию, но добились своими действиями результата, прямо противоположного желаемому. Призывы Григория и Квана потонули в потоке статей о террористах, экологические требования Марии-Елены вовсе не достигли ушей публики, а Фрэнк так и не получил своих денег.
В соответствии с первоначальным замыслом, в самое последнее мгновение Фрэнк должен был покинуть своих товарищей, собиравшихся сдаться властям и продолжать агитацию. При этом подразумевалось, что, как только скрипучая бюрократическая машина выдаст решение о выплате пяти миллионов долларов, Григорий потребует положить их в чемоданы, погрузить в стоящий у ворот автомобиль и позволить одному из членов группы сесть в него и уехать.
План сводился к тому, что водитель, если его не задержат и не станут преследовать, спустя шесть часов позвонит сообщникам и сообщит, что все в порядке. Если звонка не будет, станцию уничтожат. (На самом же деле предполагалось, что, как только Фрэнк отъедет от ворот, остальные немедленно сдадутся. Фрэнк хотел взять с собой Марию-Елену, если та согласится уехать, но она, судя по всему, намеревалась остаться.)
Стало быть, власти должны были наконец осознать, что им придется расстаться либо с пятью миллионами, либо со своей ненаглядной электростанцией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109