Значит, он спустился сюда, прошел до самого берега. Здесь он сел, как я полагаю, или встал на колени. И написал на земле это имя. Возможно, свое собственное имя. Но может, и нет. Как бы то ни было, после этого он встал и ушел.
— Вы знаете, — заметил Лаундес. — Я, может быть, сейчас скажу странную вещь, учитывая, что бедный Эдди Креншоу едва успел остыть, но мне кажется, что я испытываю жалость к этому человеку. Я почти смог увидеть его сейчас, когда вы описывали его передвижения, и он на самом деле печальный и отчаявшийся человек.
— А также он крайне опасен, — добавил Даунз.
— Я признаю это.
— Я знаю, что вы имеете в виду, — ответил капитан. — У меня было точно такое же ощущение.
Сондгард снова оглянулся на дорогу и увидел, что к дому приближается бело-голубая патрульная машина. — Это еще что?
Капитан полез вверх по склону. Лаундес и Даунз последовали за ним.
Сондгард добрался до края дороги в тот момент, когда Ларри остановил свой “форд”. Его лицо побледнело еще больше, а глаза раскрылись еще шире. Темпл изогнулся, чтобы крикнуть через дальнее от себя окошко:
— Доктор Сондгард! Они хотят, чтобы вы немедленно приехали.
— Кто? Доктор Уолш там?
— Да, сэр, но случилось кое-что еще. Кое-что еще произошло в театре.
* * *
Мэл не мог больше спать.
Он проснулся, приподнял тяжелые веки и обвел комнату затуманенным взглядом: судя по освещенности комнаты, было еще очень рано. Не так уж много времени прошло с тех пор, как Мэл после часу ночи лег вчера спать. Если он хочет быть в форме сегодня, ему следует поспать еще.
Но ему не удалось. Вначале любопытство заставило его вновь открыть глаза, чтобы узнать, который час. Затем Дэниэлсу пришлось порыться на ночном столике в поисках своих часов, из-за чего Мэл совсем проснулся. Его глаза болели от дневного света, но веки уже совсем открылись; судя по всему, заснуть опять будет трудно. Наконец Дэниэлс обнаружил свои часы, они показывали двадцать минут седьмого.
Пять часов сна. Невозможно.
Мэл со стоном упал на кровать. Он ДОЛЖЕН снова заснуть.
Но тут напомнило о себе пиво, выпитое вчера вечером, Дэниэлсу пришлось встать и отправиться в ванную. Пол казался ледяным его босым ступням, ключ не желал открывать дверь, кафельные плитки в ванной были еще холоднее. К тому времени, когда Мэл вернулся в постель, он уже понял безнадежность своей попытки, но все же постарался заснуть.
Дэниэлс никак не мог найти удобную позу, он ворочался, крутился, мял простыни, натягивал одеяло до подбородка, подгибал колени, но ничто не помогало. Нижняя простыня сбилась в твердые складки под его ребрами, а верхняя простыня и одеяло свисали то на одну, то на другую сторону постели, казались короткими и давили на ступни.
А еще Дэниэлс проголодался.
Наконец Мэлу пришлось встать. Дэниэлс отбросил постылые простыню и одеяло и сел. Он снова взял часы, надел их на запястье и взглянул на них, абсолютно убежденный, что проснулся, как минимум, полчаса тому назад — он ведь так долго пытался заснуть! — но стрелки показывали двадцать пять минут седьмого. Прошло всего пять минут.
Мэл встал с постели, оделся, потянулся за сигаретами и сунул одну в рот. У него появилось предчувствие, что вкус ее будет гадким, и он убрал сигарету в пачку. Дэниэлс сгреб полотенце, направился через холл в ванную, вымыл лицо и руки, а затем вернулся и закончил одеваться, отыскав чистую рубашку.
Мэл спускался вниз, собираясь пойти на кухню, чтобы приготовить себе чашку кофе, но к тому времени, когда Дэниэлс добрался до первого этажа, у него появились мысли получше. В его нынешнем состоянии не стоит связываться с печками и хрупкими тарелками. Может быть, бар за дорогой уже открылся, или, на худой конец, там найдется кто-то, готовый сделать ему чашку кофе.
Мэл отпер входную дверь и вышел на улицу, вдыхая холодный сырой воздух. Желто-оранжевое солнце футов на шесть поднялось над горизонтом, оно было прямо на уровне глаз Дэниэлса и мгновенно ослепило молодого человека. Мэл зажмурился, посмотрел направо и увидел три машины, припаркованные перед театром. Белый “континенталь”, принадлежащий, как теперь выяснил Дэниэлс, Луин Кемпбелл, которая играла здесь ради удовольствия владеть им, а вовсе не ради денег, и красный “GMC” Боба Холдемана. Но маленький старый пыльный “додж” — собственность Мэри-Энн Маккендрик — тоже стоял здесь. Какого черта она тут делает в такую рань?
Мэл решил пойти и разузнать.
Дэниэлс спустился с крыльца и по хрустящему под ногами гравию направился к театру. Но все двери оказались запертыми. Восемь дверей, восемь стеклянных дверей, выстроившихся в ряд. Мэл проверил каждую, одну за другой, и все они оказались запертыми.
Мэри-Энн оставила свою машину здесь? Девушка вернулась домой без нее?
Это было глупо. Дэниэлс постучал в ближайшую стеклянную дверь. Затем он сильнее поколотил в нее. Наконец Мэл увидел, как одна из внутренних дверей приоткрылась, и Мэри-Энн собственной персоной направилась к нему через вестибюль. Девушка узнала его, она подошла ближе и, стоя по другую сторону стеклянной двери, спросила:
— Что вы хотите?
Ее голос звучал приглушенно и отстраненно.
Мэл просто смотрел на нее. Дэниэлс не знал, как ответить на ее вопрос в пяти или шести словах, а больше пяти-шести слов и не скажешь, если беседа происходит через запертую стеклянную дверь. Мэри-Энн ждала, Мэл тоже ждал. Но наконец молодой человек сумел облечь свои мысли в наиболее простую форму и закричал через дверь:
— Я хочу чашку кофе.
Мэри-Энн удивилась, но прокричала через стекло:
— У меня нет кофе.
— Послушайте, может быть, они, — Дэниэлс повернул голову и указал на бар, — открывают в это время и.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64