Да и почему они должны думать, что убийство совершено членом труппы. Входная дверь не заперта. Кто угодно мог войти, вообще кто угодно. Незнакомец, грабитель.
Он не должен полагаться на удачу. Если кто-нибудь свяжет убийство с ним, ему придется бежать. И тем не менее он решил рискнуть.
Сумасшедший поспешил в ванную, чтобы вымыть лицо и руки, привести в порядок свою одежду, взглянуть на себя в зеркало и убедиться, что не осталось ни малейших следов происшедшего. Следов не было. Безумец был чист. Он может спуститься по лестнице. Он может остаться здесь с этими людьми.
Безумец полюбил этих людей. Они приняли его, они были добры к нему.
Но почти сразу же сумасшедший погрустнел. Потому что все они любили Сисси Уолкер. Они будут огорчены, узнав, что она умерла. Они станут скучать по ней.
Его тоже опечалила смерть девушки. Потому что его новые друзья расстроятся. И потому еще, что она была просто глупой, но вовсе не плохой девушкой. В происшедшем Сисси виновата не больше, чем он. Просто девушка была слишком молода и глупа и не понимала, какое впечатление она производит на мужчин. А безумец слишком давно не видел женщин, он не сообразил, что Сисси даже не подозревала, какими многообещающими кажутся ее слова и движения.
Может ли это все испортить? Произошла ошибка, ни больше ни меньше, они оба ошиблись, и такой исход был неизбежен. Он не хотел убивать ее, он поднимался наверх не для того, чтобы убить ее. Он намеревался убить тех стариков, но он не собирался убивать Сисси Уолкер.
Сумасшедший хотел, чтобы они поняли это. Не доктор Чакс; у него нет объяснений для доктора Чакса. Его новые друзья; вот о ком он сейчас думал. Он хотел, чтобы они знали: он не собирался убивать ее. И не важно, что они поймут, кто убийца. На умывальнике лежал кусочек мыла. Сумасшедший взял его и написал на зеркале: “Я СОЖАЛЕЮ”.
Только два слова. Они поймут. Кроме того, ему не СЛЕДОВАЛО писать этого там, так как теперь они поймут, что он говорит искренне.
Сумасшедший положил мыло на умывальник, снова вытер руки полотенцем и вернулся в репетиционный зал. Он отсутствовал не более десяти минут.
Репетиция все еще продолжалась. Все смотрели на Луин и Дика. Никто не обратил внимания на безумца, когда он вошел и сел.
Через пять минут Ральф Шен перешел к другой сцене, где все они были заняты. Сумасшедший взял свой экземпляр пьесы, отправился с остальными в переднюю часть комнаты и отыграл вместе с ними всю сцену. Сцена оказалась короткой. Потом Ральф говорил с ними, критиковал их трактовку образов, хотя большинство из актеров просто читали реплики, даже не пытаясь сыграть их. После этого их прервал Боб Холдеман, он привел актера, опоздавшего на день. Перерыв получился коротким, а когда он закончился, Ральф заставил их снова пройти всю сцену.
Едва они начали читать, как раздались крики. До актеров донесся пронзительный мужской голос:
— На помощь! На помощь!
И послышался тяжелый топот, словно кто-то поспешно спускался с лестницы.
Глава 3
Эрик Сондгард вышел на работу всего за три дня до этого звонка из летнего театра. Джойс Равенфилд — дочь мэра, секретарь муниципалитета, единственный клерк — женщина, отвечавшая на все звонки городских департаментов, включая полицию, — эта самая Джойс Равенфилд позвонила в кабинет Эрика Сондгарда ровно в четыре часа тридцать шесть минут.
— Звонок из театра, Эрик, — сообщила Джойс. — Они говорят, что совершено убийство.
— Они еще не отсоединились? — Сондгард вообще не отреагировал на ужасное слово; на досуге ему следует подумать об этом.
— Я думаю, нет.
— Скажи им, чтобы ни к чему не прикасались. Позвони Майку, отправь его туда. Передай ему, чтобы он просто охранял место, но ничего не делал.
— Ладно.
— Найди Дейва. Он, возможно, на лодке. Скажи ему, пусть идет сюда и присматривает за конторой, пока я не вернусь.
— Будет сделано. Мне нужно разбудить мальчика? Джойс имела в виду Ларри Темпла, работавшего ночным патрульным и не рассчитывавшего, что его разбудят в ближайшие два или три часа.
— Нет, пусть спит, — ответил Сондгард. — Нам не понадобится большое количество народу.
— Хорошо. Что-нибудь еще?
— Да. Соединись с капитаном как его там, в воинских казармах. Тот, что внизу у Подножия четырнадцати...
— Капитан Гаррет.
— Точно. Я не знаю, почему я не могу запомнить его имя. Капитан Гаррет. Скажи ему, что мы получили сообщение об убийстве и я собираюсь проверить, что там стряслось. Если действительно что-нибудь серьезное, я позвоню ему с места происшествия.
— Зачем тебе понадобился капитан Гаррет, Эрик?
— Перестань, Джойс. Мы — патрульные полицейские. Даже если бы мы имели знания и опыт по расследованию уголовных преступлений, а у нас их нет, то нам понадобилось бы необходимое оборудование. Покойник был застрелен?
— Я не знаю, и...
— Предположим, что да. У нас нет оборудования для баллистической экспертизы. Мы не можем провести простейший парафиновый тест на руках подозреваемых. Я не уверен, что кто-нибудь из нас сумеет чисто снять с зеркала отпечатки пальцев.
— Мы попросим штат помочь нам со всей этой наукой, Эрик. Ведь штат для того и существует. Но мы не должны бежать к капитану Гаррету в ту же минуту, когда получили сообщение о преступлении. Ты всегда недооцениваешь себя, Эрик. Ты всегда...
— Не начинай анализировать меня, Джойс. Ты только понапрасну расстроишься.
— Хорошо, Эрик, — ответила женщина с преувеличенным смирением.
* * *
Сондгард повесил трубку, надел фуражку и вышел из кабинета. Внизу лестницы на боковой стене висело большое зеркало — тщетная попытка архитектора заставить маленький мраморный вестибюль выглядеть огромным мраморным залом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64