— Каждый год, — начал он, будто читая по-писаному, — одна из восточноевропейских стран вносит предложение принять коммунистический Китай в члены ООН. Каждый год это предложение проваливается, главным образом благодаря усилиям Соединенных Штатов, у которых есть свой собственный никчемный бедный родственник, Чан Кайши. Этот ежегодный менуэт повторяется всякий раз, когда вопрос вносится в повестку дня ООН, а это происходит через каждые две-три недели. Вам интересно?
— Пока не очень, — признался я.
Он снова расхохотался. Больше всего я нравился ему в те мгновения, когда пребывал в состоянии тупой озлобленности, как сейчас. Тен Эйк сказал:
— Ничего, скоро заинтересуетесь. В этом году дело будет обстоять несколько иначе. На сей раз красные китайцы с помощью своего лазутчика в США, Сунь Куг Фу, и его Корпуса освободителей Евразии, намерены похитить высокопоставленного американца и потребовать за него выкуп. Точнее, они пригрозят убить его, если США и в этом году не дадут красному Китаю вступить в ООН. А это повлечет за собой сессию Генеральной Ассамблеи.
— Никто не поверит, что китайские коммунисты выкинут такой номер, — сказал я.
— Разумеется, никто. Никто, кроме американцев. Вы когда-нибудь читали нью-йоркскую «Дейли ньюс»?
— Бывало, — признался я.
— Неужели рядовой читатель этой газеты, а их, как я подозреваю, многие миллионы, не поверит в то, что грязные китайские коммунисты готовы похитить знаменитого американца, чтобы добиться своего?
Я понимал, что он прав. И сказал:
— Стало быть, вы подбросите властям Сунь Куг Фу.
— И всю его шайку, — Тен Эйк ухмыльнулся. — А заодно и тело похищенного, разумеется. — Его ухмылка сделалась еще шире: — Вы, очевидно, уже догадались, чей это будет труп.
Мне пришлось сознаться в своей глупости и недогадливости.
— Дорогой Рэксфорд! — вскричал Тен Эйк. — Ну пошевелите же мозгами! Теперь, когда вы разделались с моей дражайшей сестрицей Анджелой, я стал единственным наследником миллионов Тен Эйка. Знаменитым американцем, которого похитят и, к великому сожалению, не вернут, будет мой проклятущий папаша, Марцеллус Тен Эйк! — Когда Тайрон произносил имя отца, я услышал зубовный скрежет: — Сейчас этот поганый старый хрыч сидит в своем поместье в Тарритауне. Туда-то мы и едем.
Боже мой, Анджела!
24
— При моей известности я не решался прикончить их собственноручно, — сказал он. — Но теперь, когда вы позаботились об Анджеле, Сунь Куг Фу замочит старика. Вот здорово, правда?
Ну и словечко. Я эхом повторил его с какой-то непонятной мне интонацией:
— Здорово…
Видимо, оно прозвучало не так, как надо (да и с чего бы ему звучать иначе?), потому что Тен Эйк бросил на меня колкий взгляд и спросил:
— Вы чем-то недовольны? В чем дело?
— Ммм, — промычал я, пытаясь мало-мальски упорядочить свои мысли, и мгновение спустя нашелся что сказать: — А как вы получите наследство? Сами же говорите: вы слишком известны. Вам нельзя открыто появляться здесь.
Он прямо-таки засиял и залучился, довольный собой. Первые признаки бесшабашной заносчивости я заметил еще за ужином, когда Тен Эйк рассказывал о детстве и семье, а сейчас он и вовсе распетушился. Казалось, еще немного, и начнет искрить.
— Интересные вопросы задаете, — самодовольно, хвастливо и нагло заявил он. — Но у меня есть на них достойные ответы.
— Хотелось бы послушать, — сказал я.
— Пожалуйста, — ответил он, улыбаясь, глядя на дорогу и лихо, но мастерски ведя машину. — Сейчас я проживаю в Монголии, у меня хорошенький домик в Улан-Баторе, возле Толы. Когда туда дойдет скорбная весть о двух смертях, я немедленно вернусь на родину, не заботясь о собственной безопасности, потрясенный тем, что красные и радикалы сделали с моей дорогой сестрой и возлюбленным отцом. Я при всем народе сознаюсь и покаюсь в своих юношеских прегрешениях.
Он засмеялся и вполголоса бросил реплику в сторону:
— Заодно предъявив обвинения ряду лиц, с которыми должен свести счеты. — Тут он щелкнул пальцами, как бы разделываясь со своими врагами. — А потом стану сотрудничать с любыми властями и ведомствами, дав новую клятву верности родине, стране свободных людей, пристанищу храбрецов, величайшему дряхлому народу в мире. Я найму самого толкового законника, пережду неизбежную враждебную бурю, разобью все прежние обвинения и в конце концов уйду на покой богатым, счастливым и ничего не боящимся человеком.
Он снова взглянул на меня:
— Ну, разве это не прекрасно?
Это было так же прекрасно, как бывают прекрасны некоторые змеи. Но неужели все и впрямь так просто, как он живописует? Тен Эйку придется угрохать кучу денег, а деньги хоть и смазывают шестеренки, но все же…
Однако дело не в этом. Он убежден в успехе, и неважно, оправданно ли это убеждение. Важно то, что благодаря ему Тен Эйк сейчас катит в Тарритаун, где найдет Анджелу и сорвет маску с меня. Интересно, есть ли способ как-то отговорить его от этого?
Я спросил:
— А если кто-нибудь узнает, что все это время вы были в Штатах?
— Никто не узнает, — ответил он. — Несколько человек и впрямь знают меня в лицо, но ни один из них не доживет до следующей среды. За исключением вас, разумеется.
— Разумеется.
— А вы покинете страну, — сказал он. — И вряд ли захотите пакостить мне. Может быть, — задумчиво добавил Тен Эйк, что-то прикидывая, — я отправлю вас к своим нынешним работодателям.
— Тем, которые хотят взорвать здание ООН, — проговорил я.
— К ним ли, к другим — все равно, — он окинул меня одобрительным взглядом и добавил: — Уверен, что вы им понравитесь.
Мы снова трусливо обошли молчанием то обстоятельство, что рано или поздно Тен Эйк попытается меня убить, а его нынешние работодатели вряд ли когда-нибудь вообще услышат обо мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67