Но в отличие от других школ айкидо, где по правилам испытуемый должен посмотреть в глаза нападающему, прежде чем тот начнет атаку, и это гарантирует, что противники будут нападать по очереди, в Школе айкидо кокикай, где занимался Тоцци, можно нападать когда угодно, используя все полученные навыки.
Тоцци представил своих противников, сидящих на мате в позе сэйдза, на коленях. Большинство – закаленные обладатели черного пояса. Тоцци тоже в позе сэйдза, в двадцати пяти футах перед ними. Все они мрачно уставились на него, стараясь вывести его из равновесия, но его такими штучками не запугаешь. Он сосредоточен. Уверен. Ум его чист и ясен. У него нет определенной стратегии, он не знает, какие приемы будет использовать. Его цель – не позволить окружить себя и заниматься каждым противником по отдельности, умело и автоматически отбивая атаки, сохраняя ритм и не возясь подолгу с кем-то одним. Он будет постоянно двигаться, заставит их преследовать себя, нападать на него, нарушая тем самым их равновесие. Он не попадет в типичную ловушку, когда нападающие скопом набрасываются на застигнутого врасплох ученика, хватают его за куртку и валят с ног. Нет, он будет все время в движении и не даст им поймать себя. Он будет отражать атаку и переходить к следующему противнику, отражать атаку и двигаться. Вот и вся его стратегия.
Сидя в позе сэйдза перед своими противниками, он сделает глубокий вдох, наполнив воздухом диафрагму, и медленно выдохнет через рот, пока не почувствует, что готов к бою. Он будет настроен на бой, но одновременно и расслаблен. Он готов завоевать черный пояс. Пять противников тоже будут в готовности, ожидая, когда он поклонится. Это послужит сигналом к началу рандори. Тоцци снова глубоко вздохнет и медленно выдохнет, еще глубже сосредоточившись. Теперь останется только поклониться.
Он в последний раз посмотрит на своих противников, задерживая взгляд на каждом мрачном лице. Он готов. Спокойно поклонится, и все вскочат на ноги и ринутся к нему. Он поднимется и будет ждать, ждать, пока они приблизятся. Он спокоен, собран. Первый из обладателей черного пояса подскочит к нему со сжатым кулаком. Тоцци заставит себя подождать. Удар будет нанесен в полную силу, нацелен прямо в его...
– Эй, Майк!
Тоцци стремительно открыл глаза и огляделся. Ни ярко освещенного гимнастического зала, ни синих матов. Угрюмый мрак «Звездного света» в Хобокене. Дерьмо.
– Эй, Майк, ты что, спишь?
Тоцци снова открыл глаза и тупо уставился на круглое, как луна, идиотское лицо по другую сторону стола. Он снова закрыл глаза и вздохнул. Проклятый Живчик.
– Просыпайся, парень. Господи Боже мой! Нельзя сейчас спать. Вдруг Будда захочет поговорить с тобой?
– Будда не станет говорить с мелкой сошкой. – Тоцци откашлялся. – Ты это знаешь.
– Да, это так, это так. Но вдруг он сделает исключение? С ним никогда не угадаешь, Майк, никогда не угадаешь.
Живчик Дефреско побренчал кусочками льда в стакане со своим любимым коктейлем «Ржавый гвоздь», состоявшим из шотландского виски, смешанного с «галлиано». Он был тощий, со впалой грудью, и даже свитер и спортивная куртка не могли этого скрыть. Его круглое лицо было всегда покрыто трехдневной щетиной, а водянистые глаза напоминали глаза бассет-хаунда. Занимался он мелкими аферами. Ему едва исполнилось тридцать, а у него уже были огромные залысины со лба, но на затылке длинные волосы мышиного цвета были собраны в дурацкий маленький хвостик. И хотя в ухе он носил бриллиантовую сережку, он был самым тупым в мире остолопом. Дерганый и суетливый, он вечно вертел что-то в руках, или дрыгал ногой, или делал еще что-нибудь, приводившее Тоцци в дикое раздражение. Рассматривая все «аспекты», он тратил столько времени, что на дело уже не оставалось сил.
Живчик сделал быстрый глоток и снова побренчал льдинками.
– Что-нибудь не так, Майк? Чего ты на меня так уставился? А?
Тоцци смотрел на него сквозь полуприкрытые веки. Он не доверял Живчику ни на грош. Несмотря на все уверения Живчика, что он переменился и отныне готов работать на хороших ребят, Тоцци не верил ни единому его слову. Он слышал эту песню сотни раз от других попавших в руки закона парней. После суда, когда становится ясно, что впервые в жизни им предстоят тяжелые времена, на них вдруг снисходит озарение. Они начинают умолять всех знакомых им полицейских и федеральных агентов заключить с ними сделку, обещая делать все что угодно – доносить на своих друзей, выступать в суде свидетелем против крупных шишек, помогать полицейским внедряться в их среду, – лишь бы им сократили срок. Такие, как Живчик, думают, что за это они попадут в рай. Конечно, когда за укрывательство краденого светит от трех до семи лет, зачет уже отбытого срока плюс условное освобождение и обещание переселить в другое место в соответствии с законом об охране свидетелей после того, как все завершится, может, и покажется раем.
Тем не менее, случалось, что такие придурки, как Живчик, накалывали Тоцци. Проходимцы не меняются; им просто становится страшно. А когда им страшно, они сделают что угодно и наговорят с три короба, лишь бы спасти свою поганую шкуру. Стоит их выпустить, и в девяти случаях из десяти они будут служить и нашим и вашим, сообщая полицейским то, что те хотят услышать, а плохим ребятам, соответственно, то, что хотят услышать они. Хочешь жить – умей вертеться. В глубине души осведомители не верят, что хорошие ребята смогут их защитить. Возможно, не верил и Живчик. Тоцци готов был спорить, что своим жалким умишком Живчик полагал, что таким образом заботится о своих насущных интересах:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82