Юркали крысы, вечные обитатели развалин; шевелились во сне бомжи – мужчины, женщины, дети, которые спали где попало или спрятавшись под кое-как сляпанными навесами из всякого барахла, под кусками шифера, досками или, в худшим случае, под открытым небом. Каждую неделю после бомбежек целые толпы людей оказывались на улице. Рано или поздно они теряли и работу, ведь у них больше не было ни адреса, ни телефона, ни сменной одежды, ни законных прав. День ото дня бывшие чиновники, руководящие кадры, служащие, мастеровые вынуждены были попрошайничать, красть, драться, словно последние нищие, чтобы получить свой ежедневный паек. Власти, не справлявшиеся с остальными проблемами, давно махнули рукой на безостановочно растущую армию пострадавших от бомб. Едва намеченные грандиозные программы по компенсации жилья были тут же забыты. После пятнадцати лет войны на Восточном фронте казна Единой Европы заметно истощилась. Отец Пиба, перебрав спиртного, начинал поносить бездарей, которые, сидя в своем Брюсселе, проматывали наши деньги, разбазаривали наши налоги, пировали на наши бабки. Но на трезвую голову он признавал, что европейские руководители действуют во имя наших интересов в очень трудное время.
Пиб с трудом поспевал за Стеф. Она шла широким, энергичным шагом, с силой рассекая стену дождя. Ее левая рука лежала на прикладе кольта двадцать второго калибра под пятнистой черно-серой униформой. При малейшем шуме Стеф замирала и вглядывалась в темноту, словно хищная птица. Светлые и черные пряди ее мокрых волос переплелись. Хотя присутствие Стеф ободряло Пиба, он дрожал от холода и страха. Куртка промокла насквозь, вода пробиралась под рубашку, мерзко царапала кожу, проникала до самых костей. Он с сожалением подумал о теплой кровати, об удобной спальне, об убаюкивающем стуке капель по крыше. Дуло маузера, засунутого за пояс, упиралось в пах и давило на бедро.
– Стой!
Стеф кивнула подбородком в сторону трех фигур, показавшихся на тротуаре в десяти метрах от них. Они вынырнули из подъезда дома, частично разрушенного взрывом. Трое бритоголовых мужчин, одетых в прямые кожаные пальто, такие длинные, что подол подметал землю.
– Зомби, – шепнула Стеф.
Пиба словно ударили под дых. Ему захотелось припустить со всех ног, но тело не слушалось – оно отключилось, окаменело. В школе Пьер-Жан навел на него страху рассказами о зомби, совершенно заторможенных типах, напичканных кучей химикатов, от которых не чувствуешь боли, нанюхавшихся ПВХ или еще чего-то в том же роде. Они выходили на охоту между двенадцатью ночи и четырьмя утра, подвешивали жертвы ногами вверх, вырывали им ногти, зубы, а потом рубили на мелкие куски. Пьер-Жан говорил, что фараоны находили несчастных на рассвете еще живыми, но до того искалеченными, что предпочитали прикончить их выстрелом в голову, а не отправлять в больницу, да, да, это ему отец рассказал, а он-то работал в канцелярии легиона.
– Ну, красотка, сейчас мы порезвимся с твоим братишкой!
Неожиданно голос с важного тона сорвался на немыслимый дискант. Пиб не смог бы сказать, кто именно из троих говорил. Они стояли не двигаясь, закрывая собой весь тротуар, и в их неподвижности было что-то неумолимое. Пиб недоумевал, почему Стеф не давала сигнала смыться, воспользовавшись темнотой и дождем. Если им повезет, они смогут оторваться от этих психов в лабиринте улиц и развалин. Конечно, можно было бы вытащить пушки и стрелять по ним, как по картонным мишеням, но они казались неуязвимыми, высеченными из пуленепробиваемого материала. Теплое пятно быстро разрасталось между ног Пиба. Он опять описался, это случилось само собой, и остановить это он был не в силах. Вот черт!
– Аппетитное ночное меню, а?
Другой, ровный голос с железными нотками произнес:
– Не очень-то осмотрительно шляться свежему мясу в такой час по земле больших голодных волков.
Раздался взрыв истерического хохота. Трое не спеша двигались к Пибу и Стеф. Под внешней развязностью зомби скрывалась постоянная бдительность и предельная осторожность. Пиб бросил испуганный взгляд на Стеф. Она стояла не шелохнувшись. Раздался едва слышный металлический щелчок, но этого оказалось достаточно, чтобы зомби остановились.
– Блин! У нее пушка!
Стеф выстрелила через куртку. Руки зомби, стоявшего посередине, взметнулись к горлу, и, будто подтолкнув себя самого, он попятился и рухнул на спину. Его хрип захлебнулся в жалобном бульканье. Двое других на секунду замешкались, и Стеф не замедлила этим воспользоваться. Следующий выстрел попал стоящему справа прямо в грудь. Зомби выпустил из рук блестящий предмет – металлический шнурок – и повалился к стене здания. Его руки и ноги ритмично стукнули о бетонный тротуар. Третьей пули Стеф тратить не пришлось: последний из зомби, не дожидаясь развязки, исчез во тьме, исхлестанной ливнем.
– Зомби брезгуют пушками. Они используют только холодное оружие. Это у них нечто вроде ностальгии. Их кодекс чести. И – их слабость.
Дождь припустил еще сильней, и они спрятались в доме, у которого оставался кусок крыши. Хотя на Пиба перестало лить и он прижался к Стеф, его всего трясло.
– Им в голову не могло придти, что мы из «подонков», – продолжала Стеф.
– Почему?
– «Подонки» обычно ходят компанией. Поэтому они и приняли нас за бомжей. И не думали, что мы вооружены. Многие из них так ошибаются.
– Как так?
– Судят по внешности. И недооценивают противника.
– Что бы они с нами сделали, если бы поймали?
Стеф отодвинулась, чтобы размять затекшие ноги. На две или три секунды, показавшиеся Пибу вечностью, у него возникло неприятное ощущение, будто его вынули из мягкого и хрупкого кокона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127