Пятьдесят 155-миллиметровых пушек, поднятых вертолетами на их вершины, готовы были обрушить град снарядов на проходы между окопами.
Он подозвал одного из пехотинцев, испанца, исполнявшего роль порученца, и велел пригласить двадцать лейтенантов второго пехотного на главный командный пункт.
Поскольку он находился в середине траншеи, офицеры прибывали в разное время – самым дальним пришлось одолеть два с половиной километра по липкой грязи. Влажность проникла во все подземные ходы, прорытые с обеих сторон траншеи: не было ни одного сухого места в этих лабиринтах, где гнили трупы солдат, убитых снарядами и ставших кормом для крыс. Впрочем, никто без особой нужды не лез в «вонючие кишки дьявола». Не отдавая себе в том отчета, люди боялись ада. Ходило множество всяких историй, одна страшнее другой, о демонических созданиях, которые хватают вас за ноги или волосы и утаскивают в огненную геенну. А по ночам там раздаются голоса мертвецов, и слышатся такие душераздирающие стоны, что живые плачут кровавыми слезами.
Командный пункт – громкое название для землянки, прорытой в стене траншеи и укрепленной досками, которые приходилось менять каждые два месяца. Освещался он четырьмя керосиновыми лампами, сиденьем служила положенная на распорки доска, столом – большой плоский камень. Лейтенанты выглядели не лучше, чем их солдаты. Грязные, измученные, заросшие, небритые, они тоже чувствовали себя брошенными, преданными этой Европой, чью восточную границу охраняли. Они больше походили на уцелевших в бойне или потерпевших кораблекрушение, чем на легионеров, призванных защищать священные христианские ценности. Родом из разных регионов Европы, они все говорили и понимали по-французски, поскольку архангел Михаил, франкофил, как и большинство румын, именно этот язык сделал государственным.
Они расселись, закурили. Он выждал, пока фляги с водкой не обойдут стол несколько раз, затем приступил к делу.
– Сейчас начало рамадана. Это означает, что усамы не будут атаковать в течение месяца. Зато нам ничто не мешает воспользоваться ситуацией и пойти взглянуть, что происходит чуть подальше от нас.
– Я полагал, что тыловые крысы в Пиатре запретили нам высовывать нос из траншеи, – возразил один из лейтенантов.
– Меня тошнит от важных шишек в Пиатре! Мне доверили командование вторым пехотным полком, и я не намерен, да что там, не собираюсь терпеть, чтобы «Медведь» гнил заживо в сучьей траншее, полной крыс. Разве можно запретить хищникам охотиться?
– Что вы имеете в виду, господин капитан?
– Что мы должны размять ноги и проветрить голову. Сегодня ночью. Мы воспользуемся их дьявольским рамаданом и сбросим их в Черное море. Я хочу подышать другим воздухом. Увидеть Одессу.
Лица офицеров застыли в тусклом свете керосиновых ламп. Никто из них не смел взглянуть в глаза другого. Дым поднимался от их ноздрей скрученной лентой, придавая им вид прорицателей, ожидающих озарения.
– Весь второй пехотный? – спросил в конце концов один из них.
– Две тысячи человек, сидящих в траншее.
– Кто будет нас прикрывать?
– Мы отступим при малейшей опасности. Кроме того, нас может поддержать артиллерия.
– Что скажут там, в Пиатре?
Он тоже закурил. Он делал это довольно редко, но временами ощущал потребность насытить кровь никотином и другими субстанциями. Ему было известно, что поставляемые легионом сигареты содержат химические вещества, порождающие эйфорию, – возможно, многие солдаты уже давно бы покончили с собой, если бы не травились этой гадостью.
– Мне на них плевать. Если победим, никто нас не упрекнет. Если проиграем, живыми они нас не увидят.
Фляги с водкой снова пошли по рукам. Одна дошла до него. Он отпил глоток, и спиртное пожаром разлилось по кишкам, по желудку.
– Я с вами, господин капитан, – произнес кто-то басом. – Уж лучше так, чем гнить здесь!
– Я тоже!
– Я тоже!
Двадцать лейтенантов издали восторженный вопль. Они всегда думали так же, как он. Да и солдаты тоже. Лучше уж было броситься в пекло, чем подыхать на медленном огне в грязи траншеи Сент-Андре.
Им понадобился час, чтобы собрать людей и сообщить о наступлении. Все безоговорочно согласились с планом капитана – никому не пришла в голову идиотская мысль назвать его началом. Артиллеристам, засевшим в своих дотах на вершинах холмов, было приказано вплоть до нового распоряжения приостановить огонь. Вражеские окопы находились в восьми километрах, и все пространство было заполнено минами, кольями, насыпями, колючей проволокой.
Он наконец увидел, как у солдат загорелись глаза, напряглись вены на шее, посуровели лица, сжались челюсти. «Медведь» начал выпускать когти и показывать клыки. По его сигналу две тысячи человек взобрались на бруствер траншеи и рассыпались по ровному полю под прикрытием ночной темноты и тумана. Им посоветовали пользоваться ножами при возможной встрече с врагами, отошедшими от своих окопов. Избегать стрельбы, чтобы не выдать наступления раньше времени. Приложить все усилия, чтобы не подорваться на дьявольской мине.
Они беспрепятственно достигли первого рва в трехстах метрах от главной траншеи, быстро обследовали его, обнаружив только крыс, которые обгладывали скелеты, сгруппировались по сто человек, выкурили по сигарете, двинулись вперед по сигналу вибраторов мобильных телефонов, преодолели несколько окопов, сменяющих друг друга через каждые двести метров, не слишком глубоких и порой защищенных кольями.
Он возглавлял эту безмолвную волну, и душа его пела от восторга. Дыхание солдат несло его вперед, придавало ему силу, которую он не ощущал уже давно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127