Он проговорил с угрозой:— Ты заговоришь у меня, дорогой мой. Я тебя заставлю исповедаться. Но сейчас нужно убираться отсюда. Ну, помоги, надо унести Вошери.Они вернулись в столовую, и Жильбер наклонился над раненым.Вдруг Люпен остановил его.— Послушай!Они обменялись беспокойным взглядом. В буфетной разговаривали… Странный, тихий, отдаленный голос… Но они только что убедились, что там никого не было, никого, кроме мертвеца — труп его виднелся в темноте.Голос послышался снова, то пронзительный, то приглушенный, дрожащий, неровный, крикливый и страшный. Доносились неразборчивые слова, какие-то нечленораздельные звуки.Люпен чувствовал, что у него выступает холодный пот. Что это за таинственный, замогильный голос?..Они устремились в буфетную, и Люпен склонился над лакеем. Голос умолк, затем зазвучал снова.— Посвети, — сказал Люпен Жильберу.Он слегка дрожал от страха, который не в силах был побороть. Ужас ситуации заключался в том, что Жильбер снял с лампы абажур, и стало очевидно — голос исходил от мертвеца, а между тем тело было неподвижно, губы не вздрагивали.— Патрон, мне страшно, — проговорил Жильбер.Опять тот же шум, тот же носовой голос.Вдруг Люпен, разразившись смехом, схватил труп и переложил его на другое место.— Превосходно! — проговорил он, заметив блестящий металлический предмет… — Превосходно. Нашел! Правда, я на это ухлопал время!На том месте, где лежал мертвец, валялась телефонная трубка. Шнурок от нее шел к стене, туда, где был прикреплен аппарат.Люпен приложил трубку к уху. Почти сейчас же шум повторился; это был многоголосый разговор, смесь всяких восклицаний, междометий, перекрестных вопросов, так, как будто перекликалось несколько человек:— Где вы?.. Он не отвечает… Это ужасно… Его убили… Где вы? Что случилось?.. Мужайтесь… Помощь послана… агенты… жандармы…— Черт возьми! — вскричал Люпен, бросив трубку.Действительность предстала перед ним во всем своем ужасном виде. В самом начале еще, в то время когда они переносили вещи, Леонард, будучи плохо связан, дотянулся до аппарата и снял трубку, должно быть, зубами; она упала на пол и он позвал полицию из Энжиенского Бюро.Вот почему Люпену послышались слова: спасите! убивают! меня убьют!И вот теперь по телефону отвечали… Так вот откуда шел тот отдаленный шум, который Люпен слышал в саду несколько минут назад!— Полиция… Спасайся, кто может! — произнес он и бросился через столовую.Жильбер заметил:— А Вошери?— Тем хуже для него!Но Вошери пришел в себя и умолял его:— Патрон, не оставляйте меня!Люпен, несмотря на опасность, все же остановился и с помощью Жильбера уже поднял раненого, как вдруг снаружи послышался шум.— Слишком поздно, — сказал он.В этот момент в дверь заднего хода посыпались удары. Он бросился к переднему подъезду. Люди уже окружили дом. Может быть, и удалось бы достигнуть лодки, но как отчаливать под выстрелами врага?Он запер дверь на замок.— Мы окружены, пропали, — пробормотал Жильбер.— Замолчи, — приказал Люпен.— Они видали нас, патрон. Послушайте, они стучат.— Замолчи, — повторил Люпен. — Ни слова! Ни движения!Он сам оставался совершенно бесстрастным, со спокойным лицом, с задумчивым видом человека, имеющего достаточно времени, чтобы со всех сторон обдумать тонкое дело. Он пребывал в одном из таких состояний, которые называл «лучшими минутами жизни», теми минутами, которые придают цену и смысл существованию. В таких случаях, какова бы ни была опасность, он начинал медленно считать про себя: «Раз, два… три… четыре… пять… шесть», — до тех пор, пока биение его сердца становилось совершенно нормальным. Тогда он начинал рассуждать — и с какой проницательностью! С какой удивительной силой! С каким глубоким предвидением всех возможных обстоятельств! Он взвешивал все, все допускал. И принимал решение, полное логики и спокойствия.Через тридцать или сорок секунд, в то время как снаружи взламывали дверь, он сказал своему товарищу:— Следуй за мной.Он вошел в гостиную и тихонько поднял занавес окна, выходившего на берег. Вокруг были люди. Казалось, побег был невозможен. Тогда он закричал изо всех сил:— Сюда… На помощь!.. Я держу его… Сюда!..Он выстрелил два раза в сад, подошел к Вошери, склонился над ним и выпачкал свое лицо и руки его кровью. Потом, повернувшись к Жильберу, яростно схватив его за плечи, опрокинул.— Что с вами, патрон, что вы хотите делать?— Повинуйся, — проговорил властно Люпен, — я отвечу за все… Я отвечу за вас обоих… Повинуйся… Я вас освобожу из тюрьмы… Но для этого нужно, чтобы я был свободен.На дворе заволновались и подбежали к открытому окну.— Сюда! — кричал он снова. — Я их поймал! На помощь!И шепотом спокойно обратился к Жильберу:— Подумай хорошенько. Не нужно ли мне что-нибудь передать, поручить? Сделать какое-нибудь сообщение, которое может нам оказаться полезным?Жильбер яростно отбивался, слишком он был взволнован, чтобы понять планы Люпена. Более сообразительный Вошери, рана которого к тому же делала невозможной мысль о побеге, проскрежетал:— Повинуйся, идиот… Главное, чтобы патрон отсюда выскочил… Разве это не самое важное?Вдруг Люпен вспомнил о вещи, которую Жильбер сунул в карман после того, как отнял ее у Вошери. Теперь он, в свою очередь, решил завладеть ею.— Ну нет, никогда! — вскричал Жильбер, которому удалось освободиться. Люпен уложил его снова. Но тут внезапно два агента показались в окне. Жильбер, повинуясь, быстро передал какой-то предмет Люпену, который, так и не разглядев его, сунул в карман. Жильбер успел пробормотать:— Держите, патрон, вот она. Я вам объясню… Вы можете быть уверены, что…Он не успел закончить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10