а однажды он поверил в долг банкроту и помог ему снова стать на ноги, так как был убежден, что тот объявил себя несостоятельным честно, без умысла и обанкротился только по несчастью, а не по небрежению и не злостно. Он был так непроходимо глуп, что никогда не пользовался неведением покупателей и продавал свой товар, довольствуясь самой умеренной прибылью; это он тем легче мог себе позволить, что, несмотря на свою щедрость, вел очень скромный образ жизни: он не тратил лишнего на удовольствия – разве что примет у себя дома кое-кого из друзей или разопьет по стакану вина вдвоем с женой, которая, при своей привлекательной внешности, была недалеким существом – убогим, малоразвитым домашним животным; она отдавала себя почти всецело заботам о семье и полагала свое счастье в муже и детях, не следовала разорительным модам, не искала дорогих развлечений и даже редко где-нибудь бывала, разве что заходила с ответным визитом к немногим из своих простодушных соседей да позволяла себе раза два в год пойти с мужем в театр, никогда не занимая там места выше, чем в партере, где сидела в задних рядах.
Этой-то глупой женщине глупый этот человек и представил Уайлда Великого, сообщив ей, что знаком с ним еще со школы и многим обязан ему. Едва простушка услышала, что муж ее чем-то обязан гостю, как в ее глазах заискрилась та благосклонность, которая шла у нее от чистого сердца и которую великие и благородные гении, чьи сердца вскипают только обидой, не всегда способны правильно истолковать. И нет ничего удивительного, что наш герой бедную, скромную и невинную приверженность миссис Хартфри к другу ее мужа принял за ту высокую и щедрую страсть, которая зажигает огнем глаза современной героини, когда является полковник и любезно одалживает своего кредитора из мещан, не брезгуя сегодня его обедом, а завтра постелью его жены. Итак, истолковав лестно для себя ее умиленный взгляд, Уайлд тут же ответил ей взглядом, а вслед за тем не поскупился и на хвалы ее красоте, чем она, будучи все-таки женщиной, хотя и порядочной, и не разгадав его умысла, так же мало была недовольна, как и ее супруг.
Когда кончился завтрак и жена удалилась по своим хозяйским делам, Уайлд, обладая острым глазом на человеческие слабости и памятуя, каким добрым (или глупым) нравом отличался Томас в школе, а вдобавок успев и теперь обнаружить в приятеле проблески доброты и щедрости, завел разговор о разных происшествиях их детских лет и не преминул напомнить кстати раз-другой о тех услугах, которые, как знает читатель, он оказывал товарищу; затем он перешел на самые пылкие изъявления дружбы и выразил искреннюю радость по поводу возобновления их знакомства. Напоследок он объявил с видом великого удовольствия, что, кажется, ему представляется случай услужить другу, направив к нему покупателя – одного джентльмена, который как раз собирается вступить в брак.
– Если он еще ни с кем не договорился, то я, – сказал он, – попробую его убедить, чтобы он взял для своей дамы драгоценности в вашем магазине.
Хартфри рассыпался в благодарностях перед нашим героем, и после долгих и настойчивых приглашений к обеду, отклоненных гостем, они наконец расстались.
Но здесь нам приходит на ум, что наши читатели могут удивиться (бывают подобные несообразности в хрониках такого рода): каким это образом мистер Уайлд-старший, будучи тем, чем мы его видим, мог содержать в свое время сына, как выясняется теперь, в приличной школе? А потому необходимо объяснить, что мистер Уайлд был тогда поставщиком в солидном деле, но вследствие мирских превратностей – точнее сказать, из-за игры и мотовства – снизошел до того почтенного занятия, о каком упоминали мы раньше.
Рассеяв это сомнение, мы теперь последуем за нашим героем, который тотчас отправился к графу и, установив предварительно условия раздела добычи, познакомил его с планом, составленным им против Хартфри. Обсудив, как им осуществить свой план, они стали измышлять способ к освобождению графа; первое, и даже единственное, о чем следовало подумать, – это как раздобыть денег: не на оплату его долгов, так как это потребовало бы огромной суммы и не отвечало ни намерениям графа, ни его наклонностям, а на то, чтобы обеспечить ему поручительство; ибо мистер Снэп принимал теперь такие меры предосторожности, что всякая мысль о побеге была исключена.
Глава II
Великие примеры величия, проявленные Уайлдом как в его поведении с Бэгшотом, так и в его замысле сперва при посредстве графа обмануть Томаса Хартфри, а потом провести графа и оставить его без добычи
этих обстоятельствах Уайлд замыслил вытянуть кое-какие деньги у Бэгшота, который, несмотря на произведенные у него хищения, вышел из их вчерашней игры в кости с изрядной добычей. Мистер Бэгшот льстил себя надеждой, что сам наймет поручителя, когда Уайлд пришел к нему и с видом крайнего огорчения, который он умел во всякое время с удивительным искусством напустить на себя, объявил, что все раскрылось – граф его узнал и хотел было отдать под суд за грабеж, «но тут, – сказал он, – я пустил в ход все свое влияние и с большим трудом уговорил его, при условии, что вы вернете ему деньги…».

– Вернуть деньги! – вскричал Бэгшот. – Вернуть их можете только вы, вы же знаете, какая ничтожная часть пришлась на мою долю…
– Как! – отвечал Уайлд. – Где же ваша благодарность за то, что я вам спасаю жизнь? Ваша собственная совесть должна вам подсказать, как вы виновны и с какой достоверностью джентльмен может дать против вас показания.
– Ах, вот оно что! – проговорил Бэгшот. – Если так, в опасности будет не только моя жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69