Как только за тобой закроется дверь, ты тотчас снимешь с себя платье и плащ. Ты и Коконна должны быть готовы через несколько минут. Мы встретимся за пределами подвала и быстро покинем замок. О, не будь глупой! Конечно, у нас все получится. Тут нет ничего сложного.Карета остановилась.— Генриетта, возьми себя в руки. Соберись. Ты должна выглядеть печальной. Помни о том, что ты идешь на последнее свидание с любимым… Так они думают… завтра его ждет казнь. Представь, какие чувства ты испытывала бы, если бы мы не разработали наш план… и выгляди соответствующим образом. Вот так… Меня разбирает смех при мысли о том, как мы их всех одурачим. Идем, Генриетта. Ты готова? Нам потребуются лишь мужество и выдержка.Кучер распахнул перед ними дверь. Его лицо было серьезным. Он получил конкретный приказ: две женщины покинут экипаж, затем они вернутся вчетвером, и он погонит лошадей как можно быстрее в одну гостиницу, где их будут ждать свежие кони.Все было тщательно продумано; слугам королевы Наваррской приходилось участвовать в необычных делах.За толстыми каменными стенами было очень холодно. Стражники отдали честь королеве и ее подруге с мрачной галантностью. Они знали о дружбе женщин с заключенными; будучи людьми романтичными и благородными, они сочувствовали несчастным дамам. Кое-кто из них был готов под угрозой наказания позволить очаровательным королеве и герцогине попрощаться с их обреченными возлюбленными. В глазах тюремщиков было заметно галльское сочувствие ко всем влюбленным; стражники с состраданием смотрели на печальных красавиц.Молчаливый тюремщик отпер дверь камеры, с грустью глядя на Марго. Как все напуганы, подумала королева. Все, кроме меня.Шагнув в камеру, она испытала лишь радость приключения и сильную надежду на успех; страхи и страдания последних недель показались ей ненапрасными, поскольку благодаря им она могла насладиться этим великолепным моментом — ей предстояло подарить жизнь ее возлюбленному.Дверь закрылась за Марго.— Мой дорогой, — прошептала она. — Мой Гиацинт…Ее глаза привыкли к полумраку; она разглядела нечто лежащее на полу в виде груды тряпья.— Где ты? Где ты? — испуганно закричала Марго.Груда пошевелилась. Марго опустилась перед ней на колени.— Мой любимый… мой дорогой… — пробормотала она и развернула грубое одеяло. Ла Моль лежал с лицом мертвеца; влажная прядь волос прилипла к его лбу.— Что с тобой? Что случилось?Он молча уставился на нее.— О, Господи! — прошептала она. — Кровь… на полу… на одеяле… везде… его кровь!Она бережно, осторожно развернула одеяло до конца и закричала, увидев раздробленные кровоточащие ноги и ступни.Она все поняла. Они применили испанский сапог; они сломали его прекрасные ноги; он не сможет больше ходить. Ее великолепный план спасения Ла Моля неосуществим.Он, наконец, заметил Марго; она увидела на его губах слабую улыбку.Он что-то забормотал; она склонилась над ним, чтобы разобрать слова.— Ты пришла… — сказал он. — Дорогая… этого достаточно. Это все, о чем я молил Господа… Ты не забыла…Она прижалась щекой к лицу Ла Моля; он попытался поднять руку и коснуться Марго, но усилие заставило его застонать; лоб графа покрылся испариной.— Ты не должен двигаться, — сказала Марго. — О мой дорогой, что я могу сделать? Почему я опоздала?— Ты пришла. Этого… достаточно, — снова заговорил он.Тюремщик молча вошел в камеру.— Мадам, вы должны уйти. Мадам, я весьма сожалею. Поступил приказ, и я не мог предотвратить его выполнение. Я не в силах был ничего сделать.Она кивнула.— Приказ, — повторила Марго; ей показалось, что она видит улыбающееся лицо матери. — Я понимаю. Я понимаю.Генриетта ждала ее в коридоре с платком, поднесенным к глазам.— Аннибал… тоже? — пробормотала Марго.Генриетта кивнула.Они вдвоем вышли к карете. Теперь не было необходимости разыгрывать из себя двух несчастных женщин, пришедших попрощаться с возлюбленными.
Толпа собралась на площади Мятежников, чтобы лицезреть казнь двух мужчин, вступивших в заговор с целью убийства короля. Это событие привлекло внимание людей, потому что обреченных считали великими любовниками — один из них был возлюбленным самой королевы Наваррской, другой пользовался благосклонностью герцогини Неверской.Толпа роптала. Люди обвиняли жестокую королеву-мать. Она была причиной всех бед Франции. О ней писали книги. Говорили, что ревность к дочери заставила Катрин мучить ее возлюбленного и принять решение о его казни. Любые обвинения в адрес королевы-матери казались недостаточными. Народная ненависть к ней выплескивалась наружу во время публичных церемоний.— У него была восковая фигурка короля…— О! Пора этому сумасшедшему покинуть сей мир.— Тсс! Неизвестно, кто нас слышит. И что, если он умрет? Кто займет его место? Наш щеголь из Польши? Коротышка Аленсон? Это клубок змей.Послышался скрип колес крытой двуколки; толпа на время притихла.Затем кто-то прошептал:— Говорят, его безжалостно пытали с помощью испанского сапога. Их обоих мучили… Ла Моля и Коконна. Они не могут самостоятельно прийти на место казни.— Несчастные джентльмены. Несчастные красавцы.— Как долго мы позволим этой женщине править страной?Скрип прекратился; двух мужчин подняли на эшафот.Толпа взирала на происходящее; многие, не таясь, плакали. Казалось жестоким обречь людей на смерть за изготовление восковой фигурки человека, и так уже стоявшего на краю могилы. Даже после пыток жертвы не потеряли величественной привлекательности.Палач жестом велел своим помощникам положить Ла Моля на плаху.— Пришел ваш час, месье, — сказал он.— Я готов, — ответил Ла Моль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121