Меня умиляет, что очки по-прежнему на ней, хотя и криво держатся на самом кончике носа.Уносясь прочь по коридору, она роняет на ходу:– Джек, я хочу внести ясность. Обещай мне, что не бросишь это дело с Джимми Стомой.– Обещаю, – кричу я ей вслед. – Буду упорствовать до самого печального финала.Под предлогом, что я хочу кое-что ей объяснить, я проскальзываю вслед за ней в спальню и смотрю, как она собирается. Этот загадочный процесс всегда меня восхищал.– Не беспокойся. – говорю я Эмме, пока она влезает в сарафан, – так всегда бывает, когда я работаю над громкой статьей и вдруг упираюсь лбом в стену. Начинаю анализировать каждый свой шаг.– Не стоит, Джек. Ты отлично поработал.На Эмму, благослови господь ее доброе сердце, очень легко произвести впечатление. Я тоже был таким в двадцать семь.– Я еще не сдался, – уверяю я. – Буду рыть землю, пока не найду что-нибудь подозрительное. Особенно я буду рыть в одном конкретном направлении.– Кстати, о Клио… – Эмма нагибается, чтобы застегнуть сандалии.– В редакции ждет молодой Эван, – говорю я, – с полным отчетом о том, как он доставил продукты.– Надень что-нибудь и пошли.– И это все? А поцеловать?– У тебя к попе апельсиновая кожура прилипла, – говорит Эмма.Не очень похоже на строчку из сонета Джона Донна, но у меня все равно поднимается настроение. 22 Хорошие газеты умирают неохотно. После трех лет в железных рукавицах Рэйса Мэггада III «Юнион-Реджистер» по-прежнему трепыхается. И это несмотря на то, что ее сначала выпотрошили, а потом набили всяким дерьмом, точно угнанную машину.Только два типа журналистов предпочли остаться в газете, оскверненной говнюками с Уолл-стрит. Первый тип – это те журналисты и редакторы, чьи умения и навыки минимальны, и им просто повезло устроиться по специальности, что они прекрасно осознают. Не обремененные чувством долга перед читателями, они рады, что их не заставляют гоняться за новостями – так и расходы невелики, и начальство довольно. Этих жуликов легко вычислить в шумной редакции: они в первых рядах тех, кто организовывает и посещает никому не нужные собрания, и начинают трястись и лебезить, едва на горизонте замаячит срок сдачи в набор. Со стилистической точки зрения они тяготеют одновременно к краткости и пустословию, открещиваясь от статей, в которых требуется проявить аналитические способности или высказать свое мнение, от публикаций, которые могут вытряхнуть чью-нибудь нежную задницу из насиженного кресла и тем самым улучшить жизнь какого-нибудь бедняги горожанина. Эта порода редакторов и журналистов по природе своей не способна справиться с гневным звонком от мэра, или с письмом от адвоката по делам о клевете, или со служебной запиской от взбешенных бухгалтеров компании. Эти журналисты хотят тихой, спокойной жизни, и без сюрпризов, пожалуйста. Они мечтают о том, чтобы в редакции новостей было также цивильненько и пристойно, как в банке. Они радуются, когда молчат телефоны, а компьютеры извещают, что новой почты нет. Чем меньше им приходится делать, тем больше вероятность того, что они не напортачат. И, как и Рэйс Мэггад III, они грезят о том дне, когда важные политические новости перестанут мешать существованию рентабельных газет.Другой тип журналистов, оставшихся в агонизирующих ежедневных газетах вроде «Юнион-Реджистер», – это обозлившиеся на весь мир упрямцы, ни за что не желающие уйти добровольно. Каким-то непостижимым образом их талант и дарования продолжают сиять независимо от того, насколько побитыми жизнью и опустившимися они выглядят. Умудренные жизнью профессионалы, прошедшие огонь, воду и медные трубы – например, Гриффин, – они возвращают умирающей газете кураж и напористость, которые, казалось, уже навсегда ее покинули. Они не стремятся занять места в администрации компании и остаются верными – иногда даже во вред себе – простой идее: газеты существуют для того, чтобы служить и информировать, – точка. Они не скажут вам, на сколько процентов выросли вчера акции компании, потому что им нет до этого дела. И они мечтают о том дне, когда молодой Рэйс Мэггад III будет сцапан за спекуляцию акциями, или за уклонение от налогов, или – еще лучше – его застукают на берегу залива Сан-Диего, где он будет совокупляться с несовершеннолетним трансвеститом в одном из его классических «порше». Любой представитель этого исчезающего вида журналистов с удовольствием вызовется написать об этом статью и даже придумать для нее заголовок, а затем поместит все это на первую полосу. Когда-то такие журналисты составляли плоть и кровь нашей редакции – все эти вспыльчивые, независимые парни, которые не боятся копаться в дерьме, – и именно из-за них толковые ребята вроде Эвана Ричардса спали и видели, как бы попасть на практику в «Юнион-Реджистер».И пять лет назад большинство из этих юношей мертвой хваткой вцепились бы в возможность вернуться сюда после колледжа и устроиться в штат на унизительную зарплату просто для того, чтобы окунуться в настоящую журналистику. Но когда в следующем году молодой Эван получит диплом, он тут же направит стопы в юридическую академию. В его резюме, конечно, будет указано, что он несколько месяцев отработал в газете – раньше это рассматривали бы как крещение огнем, теперь же люди относятся к таким поступкам как к экзотическим актам самопожертвования, почти что миссионерской деятельности. Умные мальчики, типа Эвана, читают «Уолл-стрит Джорнал». Они знают: то, что случилось с «Юнион-Реджистер», происходит с газетами по всей стране. Они знают: все идеалистические джефферсоновские представления о свободной и независимой прессе будут выбиты из голов в первую же неделю работы в редакции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111