— Вот, возьми, — сказала она, протягивая Кристофу какую-то вещь. — Я попросила Бертольда, чтобы он дал мне что-нибудь на память о Сабине. Я подумала, что тебе будет приятно…Это было маленькое карманное зеркальце в серебряной оправе; Сабина смотрелась в него часами, не из кокетства, нет, а просто от нечего делать. Кристоф схватил зеркальце, схватил протянувшую его руку Розы.— О Роза! — произнес он.Его потрясли доброта Розы и своя собственная несправедливость. Быстрым движением он опустился на колени и поцеловал ей руку.— Прости… прости… — твердил он.Сначала Роза ничего не поняла, потом поняла все, слишком хорошо поняла; она покраснела, задрожала и залилась слезами. Она поняла, что означает это «прости».«Прости, что я так несправедлив к тебе… прости, что я тебя не люблю… прости, что я не могу… что я не могу тебя любить, прости, что я тебя никогда не полюблю!..» Роза не отняла руки, хотя знала, что сейчас Кристоф целует не ее. А он, прижавшись щекой к ладони Розы, горько плакал, он знал, что она угадала его мысли; ему было больно и грустно, что он не может полюбить ее, что он заставляет ее страдать.И они долго плакали в полутемной комнате.Наконец Роза отняла руку. Кристоф все бормотал:— Прости меня!Роза тихо положила ладонь на его волосы. Кристоф поднялся. Они молча поцеловались, и каждый ощутил на своих губах едкий вкус слез.— Мы с тобой всю жизнь будем друзьями! — шепнул Кристоф.Роза кивнула головой и вышла из комнаты; она страдала и не могла говорить.Оба думали: как скверно устроен мир! Кто любит — того не любят. Кто любим — тот не любит. А кто любит и кто любим — рано или поздно разлучается со своей любовью… И мы страдаем. И заставляем страдать другого. И не всегда самый несчастный тот, кто страдает.
Кристоф по-прежнему старался подольше не приходить домой. Он не мог здесь оставаться. Не мог видеть окна без занавесок, опустевшие комнаты.Но еще горшая боль подстерегала его. Старик Эйлер поспешил сдать квартиру Сабины. В один прекрасный день Кристоф увидел в комнате Сабины чужие лица. Новая жизнь, ворвавшаяся сюда, стерла последние следы навсегда исчезнувшей жизни.Кристоф при каждом удобном случае убегал и целые дни проводил вне дома; возвращался он только ночью, когда все уже спали. Снова начались загородные прогулки. И всякий раз ноги сами приводили его к ферме Бертольда. Но он не вошел туда ни разу, не смел приблизиться, и лишь на почтительном расстоянии бродил вокруг дома. Случайно он обнаружил укромный уголок, откуда были видны вся ферма мельника, река и домик; здесь заканчивалась каждая его прогулка. Отсюда он следил за излучинами реки, вплоть до той, дальней, где сбегали к воде плакучие ивы, где впервые он увидел на личике Сабины тень смерти. Отсюда он различал два окна в двух соседних комнатах, где они не спали всю ночь, такие близкие, такие далекие, разделенные только дверью — дверью, которая вела в вечность. У подножия холма, внизу, лежало кладбище, но он не осмеливался туда войти — с детства он испытывал ужас перед этой полной тлена землей, с которой для него не связывались образы любимых и ушедших навеки людей. Но отсюда, сверху, маленький деревенский погост вовсе не казался печальным — он мирно спал в лучах солнца. Спал! Она так любила спать!.. И теперь уж ничто не потревожит ее сна. Внизу в долине перекликались петухи. Оттуда, с фермы, долетал глухой стук мельничного колеса, кудахтанье, кряканье, детские веселые крики. Он видел дочку Сабины, видел, как она бегала; до него доносился ее смех. Как-то раз он подстерег ее на развилке дорог, огибавших забор фермы, схватил девочку на руки и осыпал жадными поцелуями. Девчушка испуганно заплакала. Она уже забыла Кристофа.— Тебе здесь хорошо? — спросил он.— Да, здесь весело.— А ты не хочешь возвратиться домой?— Нет, не хочу!Он опустил девочку на землю. Равнодушный тон ребенка опечалил его. Бедная Сабина!.. Все же это она, какая-то часть ее… Крохотная часть! Девочка совсем не походила на мать; правда, что-то перешло к ней от матери, но ребенок сохранил от этой таинственной близости лишь легчайший аромат исчезнувшего существа — нотки голоса, нетерпеливое подергивание губ, манеру наклонять голову. А во всем остальном это было совсем другое существо; и это другое существо, с примесью Сабины, отталкивало Кристофа, хотя он не признавался себе в этом.Нет, только в себе самом Кристоф обретал образ Сабины. Она повсюду следовала за ним, но по-настоящему она была с ним, только когда он сидел в одиночестве. Нигде она не была ему ближе, чем здесь, в этом укромном уголке, на вершине холма, вдали от посторонних взглядов, здесь, в этих местах, где все напоминало о ней. Он проходил не одно лье, чтобы добраться до холма, взбегал на вершину; сердце его билось, словно он торопился на свидание, да и действительно это было свидание. Там он ложился на землю, на ту самую землю, где покоилось ее тело; он закрывал глаза, и она завладевала им. Он не видел ее лица, не слышал ее голоса, да этого ему и не требовалось: она проникала в него, брала его — и всецело принадлежала ему. В эти минуты страстного бреда он не понимал, что происходит; он ничего не понимал, знал только, что она с ним.Но это длилось недолго. Если говорить правду, вполне искренен он был лишь в первый раз. А уже назавтра потребовалось призвать на помощь волю. Только тогда ему удалось впервые воскресить облик и лицо Сабины, раньше он и не думал об этом. Были какие-то мгновения, вспышки ярче молнии, когда это ему удавалось. Но он расплачивался за них часами ожидания и мрака.«Бедная Сабина, — думал он, — все тебя забыли, только я люблю тебя, только я навсегда сохранил твой образ, о бесценное сокровище!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135