Зевать мне тут некогда, я ринулся к «хейнкелям» наперерез. Стал поливать
их из всех моих крупнокалиберных пулеметов. Сразу же сбил одного. Он упал
на лед, проломил его, ушел под воду Ц на льду остались одни обломки… «Хейн
кели» не знали, сколько наших истребителей атакуют их, поэтому отвлеклис
ь от «дугласов», бросились вверх, в облака. Я не даю «гансам» опомниться Ц
мне важно, чтоб «дугласы» успели миновать озеро.
Немцы меня потеряли. Я хочу, чтоб они скорее меня снова увидели, даю полный
газ, догоняю их. Догнал, примечаю: «дугласы» уже поплыли над лесом, станов
ятся неприметными. «Хейнкели» меня тут увидели, и сразу пара их пытается
зайти мне в хвост. Я мгновенно даю разворот и Ц навстречу им в лобовую. Не
рвы у немцев не выдержали, оба «хейнкеля» взмыли вверх, впритирочку прос
кочили, за ними еще тройка идет. Я Ц в вираж и обстрелял всю троицу сбоку.

Тут все пять «хейнкелей» тоже виражат, берут меня в кольцо, кружат вместе
со мной. Один отделяется, хочет зайти мне в хвост. Хочет, да не успевает Ц н
а развороте я снимаю его пулеметом. Он загорается и с черным дымом уходит
вниз. Следить за ним мне уже некогда, стараюсь оттянуть оставшуюся четве
рку поближе к берегу озера Ц там, знаю, зенитки наилучшим образом встрет
ят их!
Вот так хожу кругами, разворотами, ведя бой, но их все же, понимаете, четвер
о, а у меня мотор начинает давать резкие перебои: перебита тяга подачи топ
лива. Скорость падает, высота тоже. «Гансы» кружат надо мной, но я все-таки
никак не подставляю им хвост, маневрирую самыми хитрыми способами и отст
реливаюсь.
Вот уже высота над озером пятнадцать, десять, пять метров… Вообще говоря,
предстоял мне гроб, но в те минуты я об этом не думал, а думал, как бы еще пол
овчее сманеврировать. Уже два раза крылом задел снег. Только сделаю разв
орот Ц они мимо проносятся, продолжая бить, а в хвост мне все-таки им ника
к не зайти!.. Мотор у меня останавливается совсем. И я приземляюсь на живот
…
Мне самому спасаться бы надо теперь, да у меня расчет Ц подольше собою их
задержать, чтоб уж наверняка потом не догнали «дугласов»… Сижу, не откры
ваю кабины, наблюдаю. Теперь они, конечно, как хотят заходят с хвоста, пики
руют, стреляют по мне. Но и я последние в них патроны достреливаю… И момент
ами с удовольствием поглядываю на тот догорающий у самого берега «хейнк
ель»!
Как неподвижная точка, я теперь прямая мишень для пуль и снарядов. Тут-то
меня и ранят, сбоку, снарядом и пулями… Когда меня ранили, я поднял колпак
кабины аварийным крючком, схватил сумку с картой и документами, выпрыгну
л и Ц под мотор, замаскировался в снегу, держу пистолет наготове… Они все
пикировали до тех пор пока мой самолет не зажгли. Думая, что я сгорел, они н
аконец ушли… А я, надо сказать, перед тем уловив момент, когда близко их не
было, прошел по снегу метров двести, но от рези в спине упал, почувствовал
дурноту, однако все же успел снегом прикрыться так, что они, подлетев, меня
не увидели…
Ну а дальше все было просто. Ко мне подбежали школьники с берега, потом ста
рый рыбак-колхозник, сбросив с саней дрова, подъехал, положил на сани меня
… В госпитале двадцать одну дырочку в спине моей обнаружили, четыре оско
лка вынули да из руки пулю… Да, памятно мне это семнадцатое число!..
Ц Значит, это вы точно говорите Ц семнадцатого?
Ц Да уж, конечно, точно! Ц Пилютов взглянул на меня с удивлением.
Ц И других «дугласов» в тот день не было?
Ц Да я ж вам сказал!..
Нет, я не кинулся к Пилютову, чтобы обнять его, хотя именно таков был естес
твенный мой порыв. Но со щемящим ощущением в сердце я пристально, молча см
отрел на этого человека. И наконец не сказал Ц горячо выдохнул:
Ц Да знаете ли вы, дорогой Петр Андреевич, что вы для меня Ц вот лично для
меня Ц сделали?
И торопливо, коротко я рассказал Пилютову все, чем ему до конца моих дней о
бязан. Он был немножко смущен, не зная, что мне ответить. Как и другие летчи
ки-истребители, сопровождая «дугласы» чуть ли не каждый день, он уберег о
т смерти сотни, вернее Ц тысячи ленинградцев. И о том, что на снегу Ладоги
осталась его кровь, отданная им за жизнь незнакомых, но близких ему людей,
он в общем-то, вероятно, даже не думает!..
И звание Героя Советского Союза, к которому Пилютов представлен, он може
т носить со справедливо заслуженной гордостью. Думаю, если б я также пого
ворил с Покрышевым, Яковлевым, Чирковым, Глотовым, то и облик каждого из ни
х раскрылся бы мне с такой же ясностью и определенностью в делах, соверше
нных ими. Но Покрышев сегодня улетел куда-то надолго. Яковлев лежит в госп
итале. Глотов после боевого вылета, кажется, спит, и Чиркова на аэродроме н
е видно…
Пилютов пригласил меня «слушать патефон» к нему, в дом No 15 деревни Плехано
во, в котором живет он вместе с Матвеевым. И после ужина в столовой летчико
в мы вчетвером Ц Матвеев, Пилютов, я и прилетевший из 159-го полка летчик Пе
тров Ц в уютной, чистой избенке (с занавесками на окнах, с веером цветных
открыток и колхозных фотографий на стене) проводим вечер в беседе о Лени
нграде.
Пилютов и Петров о бедствиях Ленинграда рассказывают без сентименталь
ности, в манере особенной, которая сначала показалась мне странной, Ц о с
амых ужасных фактах они говорят весело, даже смеясь. Брат Георгия Петров
а, инженер-химик, умирал в Ленинграде от голода. Когда Петров навестил его
, то узнал: тот уже съел его кожаную полевую сумку. Петров выходил брата, по
ставил на ноги, вывез из Ленинграда. И я понял, что нынешние смех и, пожалуй,
чуть-чуть искусственно взбодренный тон человека, внутренне содрогающе
гося и несомненно глубоко чувствующего, Ц может быть, именно та единств
енно правильная манера говорить о Ленинграде, которая и должна быть тепе
рь у людей, и м е ю щ и х п р а в о Ц без риска оказаться заподозренными в равн
одушии Ц не раскрывать свою душу, конечно глубоко потрясенную всем виде
нным, узнанным и испытанным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93