Взрыв знаете к
акой будет? Ого!.. Все мы вместе с блиндажом взлетим к черту!
Бьют и бьют. А нам выйти нельзя, мы как в ловушке, Ц ждем: будет взрыв или не
будет?
Ц Он в двух местах зажег Ц там, дальше, и здесь!
Ц Он тут хорошо дал Ц у самого входа, метров десять. Люди были в кино… Пре
рвалось… Ц говорит боец.
Ц Он хочет дома зажечь, а по ним ориентировать обстрел сюда.
У нас сидит лектор, приехавший перед самым налетом тяжелыми читать докла
д. Мы пьем чай. Слышно, как рвутся патроны, все сильнее и чаще…
Ц Давайте доклад начинать! Ц решительно объявляет Трепалин. Ц Шалаши
завтра же пошвыряем, давно надо было скинуть их!..
Докладчик перешел в соседнюю половину блиндажа, к краснофлотцам, начал д
оклад. Его голос доносится из-за стены. Там все собравшиеся краснофлотцы
слушают его. А здесь нас восемь человек: комбат, комиссар, начальник штаба
, адъютант комбата краснофлотец Ероханов, лейтенант Шепелев, связист, бо
ец и я. Сидим за столом. На столе крошечная электрическая лампочка от акку
мулятора. Связь пока работает. Шепелев тянется к телефону, вызывает «Што
рм»: «Скорнякова дайте!» Разрывы продолжаются, бьет и бьет. В блиндаже у на
с разговоры Ц о самолетах, о Маннергейме, о боевых эпизодах, каждый вспом
инает. Все возбуждены ожиданием: будет взрыв или не будет? У меня мысль: во
т если рванет сейчас, то и оборвется тут моя запись… Шепелев весело расск
азывает Ц глаза блестят, Ц как над ним летало четыре немецких самолета
и как он хотел их подбить, но не успел…
18 часов 45 минут
Все тише. Шалаши горят. Обстрел теперь редкий. Беседы продолжаются. Докла
д окончен, аплодисменты. Входит парень в ватнике, из тех, кто слушал доклад
, обращается к Иониди, который тоже только что вышел вместе с Цыбенко, прос
лушав доклад. Этот парень давно просится в разведчики. Иониди:
Ц Ну что ж, товарищ комбат!.. Вы человека знаете! Я Ц не знаю. Значит, по ваше
й рекомендации!
Иониди подзывает парня. Тот подходит, очень спокойный.
Ц К нам хочешь идти?
Ц Да.
Ц Знаешь, на что идешь?
Ц Знаю.
Ц Ну хорошо… Тогда дней десять подзанимаемся, у нас Ц группа.
Ц Я и то занимаюсь уже… топографией. Сам.
Ц Это хорошо. Но мы еще, специально. Какого года рождения?
Ц Тысяча девятьсот двадцать шестого года!
Паренек Ц фамилия его Дмитриев Ц уходит.
В той половине блиндажа кроме лектора, оказывается, дожидается начала ко
нцерта бригада артистов. Они приехали вместе за несколько минут до обстр
ела. Не сговариваясь, им никто ничего о пожаре наверху не сказал, чтоб их н
е встревожить. Теперь, когда патроны уже все повзрывались, ясно, что с гран
атами обошлось. Мы обсуждаем: очевидно, попросту выплавились.
КОНЦЕРТ ВОПРЕКИ ОБСТАНОВКЕ…
Мы все переходим, кроме связиста, в ту половину блиндажа, где начинается к
онцерт.
…Я среди артистов и краснофлотцев. Это бригада артистов Дома Красной Арм
ии, приехали из Ленинграда. Группа А. Зильберштейна. Начальник бригады Бе
атриса Велина. Весь наш «трюм» забит людьми. Нары заняты сидящими до само
й стены. В руках краснофлотцев автоматы, винтовки. На стенах висят каски, с
наряжение, амуниция. Девушки-артистки в котиковых шубках. Несколько дев
ушек переодеваются в темноте, на нарах завешенных плащ-палаткой. Тьма, по
тому что перебиты провода. Начальник связи пытается исправить свет. Пишу
в полутьме, Ц горит только одна «летучая мышь». Сижу у самой стены, рядом
Ц Иониди, а с ним Ц девушка, переодевшаяся в белорусское национальное п
латье, дальше Ц баянист, играет. В углу прохода остается два-три квадратн
ых метра пространства. Это и есть, так сказать, эстрада. За ней Ц печка-вре
мянка…
Вот зажглась электрическая лампочка, вдали, у выхода, осветив висящую вы
стиранную тельняшку. Сегодня все ходили в баню, и последняя очередь не до
мылась, так как начался обстрел, а теперь уже и нет бани Ц сгорела.
Все сидят молча, слушая баяниста. Девушка напевает, разглядывая висящие
позади меня на стене котелки, заплечные мешки, каску, потом Ц винтовку, по
двешенную горизонтально, по бревну потолка.
Разрывы снова слышны близко…
20 часов 30 минут
Вспыхнул ослепительный свет Ц большая электрическая лампочка. Шесть д
евушек вышли надушенные, напудренные. Стали у стенки. «Левофланговая» уп
ерлась в мои колени Ц тесно. Правая выступила на шаг, начала декламирова
ть «Письмо матери». Она в красных туфлях, коричневое платье в талию…
Другая выскочила в узкий коридор между нарами, сплошь занятыми сидящими
краснофлотцами. Стремительно пляшет «русскую». Наконец, смеясь, Ц «не м
огу, товарищи, тесно!» Ц чуть не валится на руки моряков.
Теперь артисты Таня Лукашенко и Олег Гусарев исполняют сцену из «Правда
хорошо, а счастье лучше».
Ц Я тебя полюбила… Ц произносит она.
А с другой стороны блиндажа доносится голос связиста:
Ц «Якорь» слушает…
Ц Как бы я расцеловала тебя!
А от узла связи голос:
Ц Тремя? А куда?.. В голову?.. А вынесли его?.. Повезли?..
Бойцы слушают артистов увлеченно, с улыбками, цветущими на лицах.
…Теперь артистка Бруснигина читает рассказ «Сын» Юрия Яновского, читае
т хорошо, и я украдкой вижу: комроты-два Шепелев тщится скрыть выступивши
е на глазах слезы и опасается, что кто-нибудь это увидит.
Отмечаю: никто, ни один человек, не курит.
И вот артист Корнев поет «Шотландскую застольную» под аккомпанемент ба
яна.
И томительно, и странно, и весело, и грустно все это слушать и задумываться
о том, где ты находишься, в какие дни, в какую минуту. Встает передо мной огр
омный город, озаренный и сейчас, конечно, тусклым багрянцем пожаров, Ц мо
й Ленинград.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93