Он взял меня за руку, его пальцы были теплыми и слабыми, бескостными, словно у призрака.
– Теперь я спокоен, – вздохнул он. – Мы с тобой одно, ты и я.
Чудное утро сухого сезона, мем. Теперь, когда их пациент успокоился, женщины разошлись по делам: миссис Лим на «Чоу Кит» , а Тина – за миской горячей шоу ту фа, единственной пищи, которую еще принимал его желудок.
Мы остались наедине. Лучи утреннего солнца били в окно, на шелковице за домом пели майны. С улицы доносился надтреснутый голос, упрашивающий сдавать старые газеты: Папер лама, папер лама!
– Что ж так все погано кончается, Кристофер?
Я сказал:
– Смерть приходит к каждому из нас.
– Я не о том. Всю жизнь я работал, пытался что-то создать. А теперь, когда наступил конец, некому отдать мою работу, кроме тебя, заклятого врага.
Он извернулся всем телом, а когда снова оборотился ко мне, я увидел в его руках тот самый том, который вы держали вчера. Тогда я понятия не имел, что это такое. Переплет был горячий и скользкий на ощупь, словно кожа моего больного.
– Что это?
– Поклянись, что не уничтожишь книгу.
На первой странице я прочел название, свирепую насмешку: «Моя жизнь как фальшивка».
– Поклянись, что не бросишь в огонь.
– Что это?
– Душа человека, – ответил он.
Я подумал, он издевается над самим собой. Чего я мог ожидать? Не поэзии, это уж точно.
– Клянусь, – сказал я. – Никакого вреда я ей не нанесу.
Я был искренен. Я считал себя обязанным сохранить книгу, даже наполненную бредом параноика, – а ничего другого я в тот момент не надеялся в ней увидеть.
– Отдай, – потребовал он. – Прочтешь, когда меня не станет. – Тут он стал вдруг ласковым, погладил меня по лицу, словно любящий дядюшка. – Молодец, старина! – похвалил он. – Я знаю, ты присмотришь за книгой.
Тогда я поверил, что его ненависть угасла, и лишь недавно сообразил, что даже в этот миг, когда он казался таким кротким, Боб тайно тешился мыслью превратить меня в веломеханика. Это в его духе. Заманить меня в мой же вымысел, а? Засунуть в яму с бензином и машинным маслом. Хотел ли он, чтобы я унаследовал его судьбу? По крайней мере, он сумел скрыть свои чувства, пока моя дочь не вернулась с миской тоу ту фа.
Испустил дух он только на следующий день, но смерть его, в отличие от жизни, была мирной, и до самого конца он прижимал к груди свою книгу.
49
Вы, должно быть, уже догадались. Я лечил его не от того недуга – не болезнь Грейвза его доконала, а редкая форма лейкемии, миелопролиферативное расстройство. Лейкоциты скопились возле глаз, отчего те и превратились в медуз.
Боб умер от рака.
Коронер-индиец был в ярости. Я-де разыгрывал из себя врача. Провез контрабандой лекарство. Повесить бы меня, сказал он, вот только семейству от этого пользы никакой.
В свидетельстве о смерти стоял диагноз «лейкемия», но китаянка с девочкой поняли это по-своему и донесли соседям, что из мистера Боба высосал кровь ханшу.
Трудно поверить, мем, что чудовище могло внушить такую любовь, но о нем рыдала вся Джалан-Кэмпбелл. Они видели, как он сюсюкает с малышкой. Кто здесь понимал, что он пожирал девочку, отнял у нее жизнь, чтобы напитать собственное эго? И не только Тину он сожрал – каждый ребенок с той улицы служил топливом для его печи. Вор, манипулятор, а о нем все плакали! Мне же отводилась роль причины смерти.
И все же я думал, что остался победителем. Вернул себе дочку. Она меня не любила, но я был уверен, что научится. И пока она подхлестывает меня, жизнь моя – не пустыня. Еще меня поддерживала дивная и страшная книга, «Моя жизнь как фальшивка». Что за мучительный упрек! Только я мог прочесть эту книгу, и мне она была завещана, но женщинам не угодно было, чтобы я к ней прикасался. Я читал ее втайне, торопливо взбегал наверх, когда оставался дома один. Я возвращался к ней словно за очередным крепким, горьким глотком к припрятанной бутылке арака. Сашу лаги. Еще чуть-чуть.
Конечно, мем, я сделался изворотлив, как все алкоголики, и только через несколько месяцев им удалось застичь меня врасплох. Уах! Свет не видал подобной ярости. Они расцарапали мне руки ногтями – пустяки! Главное – запретили трогать книгу. Карлица со шрамом доходчиво объяснила, какова будет расплата за очередной проступок: острый нож в ночи.
Моя дочь ухмыльнулась.
С тех пор мое сердце отвратилось от нее.
Он использовал ее, пил ее кровь, вырастил невежественной и жестокой. Мне бы следовало пожалеть девочку, а я вдруг возненавидел ее. Так возненавидел, будто она предала меня, обманула, всю жизнь лгала, играла, своекорыстно злоупотребляла всем хорошим во мне. Она была не виновата, и все же я возненавидел ее.
Но вы сами видели – я продолжал служить этому существу и после его смерти, ведь если б я и решился бросить женщин, то не мог покинуть на произвол судьбы его творение.
Я был терпелив, мем, я выжидал, надеясь, что однажды появитесь вы или кто-то похожий на вас. Какой риск-ла! Много ли шансов было, что вы застанете меня за чтением Рильке? Жизнь пропала почти зря, мем, но теперь я принесу вам книгу.
Он поднялся. Я увидела, как он дрожит, и предложила пойти вместе.
– Нет-нет, не надо. В семь часов они вместе идут на вокзал получать детали из Сингапура. Я остаюсь сторожить лавку.
– Хорошо, – согласилась я. – Значит, к семи вы придете?
– В семь пятнадцать, – с улыбкой посулил он, – книга будет у вас.
В этот момент меня, похоже, отвлекли. Подписать счет, наверное. Я не заметила, как Чабб ушел.
50
Теперь оставалось прожить мучительные три часа до его возвращения. Я складывала чемодан и вновь его разбирала – зубная щетка, нестиранное белье, бесплатная открытка с видом надоевшего «Мерлина».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74