Я обязательно буду заикаться.
Я живо представляю себе на трибуне взволнованную, заикающуюся Маму, и мне становится ее жалко.
– Ладно уж, – говорю я.
– Ты добрый, – целует меня Мама.
– Ничего себе добрый, всю руку отвинтил, – говорит Рис, который подслушивает под дверью.
– Ах ты… – говорю я. – Сейчас я тебе…
– Не догонишь! – Рис показывает мне язык и убегает на кухню под спасительное крыло Бабушки, которая, все еще всхлипывая и бормоча о жестокости и бесчеловечности по отношению к «бедному сиротинке», прикрывает этого «сиротинку» своим телом и выставляет мне навстречу локти, как противотанковые ежи.
– Папа, ты як! – кричит Рис из-за Бабушки. – Иди сюда, я на тебе хочу покататься! Я очень люблю кататься на яках!
Я бросаю сигарету в ящик с цветами, стискиваю зубы и ухожу в спальню читать «Советский спорт», но строчки прыгают у меня перед глазами, по спине пробегают мурашки. Отбросив в сторону «Советский спорт», я начинаю обдумывать различные планы, как вырвать Риса из цепких Бабушкиных объятий и заняться вплотную его воспитанием по спартанскому методу, но в глубине души я понимаю, что все мои планы прожектерские, потому что Бабушка ни за что не отпустит внука ни на один день. Она заявляется к нам ранним утром и уезжает поздно вечером. Так что практически для спартанского воспитания в моем распоряжении остается ночь. Но что можно сделать за ночь, да еще со спящим? Да еще с таким нахалом?
Бабушка любит своего внука. Она любит его даже больше, чем свой родной «Водоканалтрест».

Несколько слов о нашей Бабушке, или о том, как Рис победил «Водоканалтрест»

Когда Рис появился на свет, немного окреп и встал на ноги, держась за стенку, обстоятельства сразу стали складываться не в его пользу. Дело в том, что у Мамы на носу была защита дипломного проекта, а мне надо было ехать на очень ответственные зональные соревнования, на которых я намеревался заработать первый разряд. Рису предстояло самому расти и воспитываться в пустой квартире.
– Придется тебе отсрочить защиту на год, – сказал я Маме.
– Ну уж нет! – горячо воскликнула Мама. – Я и так с ним намучилась, повозись теперь с ним ты.
– Но у меня соревнования, – заметил я.
Мама заплакала.
– Ты не хочешь, чтобы у меня было высшее образование… Ты видишь во мне только прислугу… Ты меня презираешь и ненавидишь. Я давно это знаю. Ты бесчувственный толстокожий бык-рекордист!
– Рекордсмен, – поправил я. – А еще почти с высшим образованием.
Мама заплакала еще пуще.
– Ты варвар, – сказала она, рыдая. – Ты дикий варвар!
– А разве бывают варвары не дикие? – удивился я.
– Один! Один бывает! Лучше бы я вышла замуж за другого! – простонала Мама.
– За кого же? – поинтересовался я.
– За Жука, – сказала Мама.
Жук когда-то был моим другом Вместе с ним мы ухаживали за Мамой и ее подругой. Кажется, подругу звали Галочкой.
– Лучше бы я женился на Галочке, – сказал я.
Мама сразу перестала плакать.
– На какой Галочке? – спросила она.
– Ну, на той самой… что с тобой ходила, – я почувствовал, что попался в собственную ловушку. – У меня не было никакой Галочки, – запоздало дал я задний ход.
Мама задумалась, и ее вдруг осенило:
– Ага… вон оно что… Теперь я знаю, кто тебе звонит.
Мама безудержно зарыдала, и я понял, что проиграл, потому что Мама первой воспользовалась нашим общим козырем во время конфликтов – загадочными телефонными звонками.
Звонок раздавался раза два в месяц в самое неожиданное время, но преимущественно вечером, когда мы уже ложились спать. В то время мы занимали комнату в общежитии.
– Смирновых к телефону! – стучал в дверь какой-нибудь студент. В общежитии был лишь один телефон – у вахтерши, а мы жили на четвертом этаже, и поэтому, как человек спортивный, к аппарату бежал я.
– Алло! Алло! – кричал я в трубку. – Смирнов у телефона!
Трубка молчала, лишь слышалось чье-то дыхание.
– Нажмите кнопку, если вы из автомата, – советовал я, хотя ясно было, что звонят не из автомата.
– Ты кто? – спрашивал я.
В трубке продолжали загадочно дышать. Со временем я стал подозревать, что это звонит какой-нибудь Мамин тайный вздыхатель.
– Иди поговори со своим, – говорил я Маме.
– Почему ты думаешь, что это мне? – Маме очень хотелось спать, но любопытство брало верх, и Мама бежала к телефону.
Но и в ответ на Мамино «Алло! Алло!» трубка упорно молчала.
Мама возвращалась очень раздраженной.
– Это тебе, – говорила Мама.
– А мне кажется, это тебе, – отвечал я.
Мы консультировались с вахтершей.
– Какой был голос? – спрашивали мы. – Женский или мужской?
– Не поймешь, – отвечала вахтерша. – Придушенный какой-то.
После такого телефонного звонка с Мамой обычно делалась небольшая истерика, а я из спокойного и рассудительного человека превращался на некоторое время в психа.
От беготни, плача и ругани просыпался Рис и поднимал дикий рев. В потолок, пол и стенки начинали стучать. Кто-нибудь бежал за комендантом. Приходил заспанный угрюмый комендант и в сотый раз обещал написать докладную ректору на предмет выселения нас из общежития. Или в крайнем случае своей властью отрезать нам электричество. Однажды он все-таки сдержал свое слово, электрик обрезал провода, ведущие к нашей квартире, и два вечера мы сидели в потемках.
В общем, даже если бы и не приближались соревнования и защита диплома, так дальше жить была нельзя, и после зрелого размышления я пришел к мысли обратиться за помощью к Бабушке.
В то время Бабушка была большим начальником. Она занимала пост директора «Водоканалтреста». У нее был громадный, завешенный знаменами кабинет, три телефона и секретарь-машинист, почти впавший в детство старичок, который никого не узнавал, в том числе и меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15