– Да ты что, Краюхин, в самом деле думаешь, будто руководство района не знает, что ему делать? – снова взорвался Череванов, вскакивая и ожесточённо ероша волосы.
У Алексея в глазах поплыли круги. Лицо стало белым, как стена, губы посинели. Потеряв власть над собой, он закричал на весь райком:
– Вы не председатель райисполкома, вы хвостист! Вы думаете, если область отнесла район к льняной зоне, то можно руки сложить! Народ вам не позволит сидеть у моря и ждать…
– За такие оскорбления судить надо! – перекрывая общий гул, крикнул Пуговкин.
– Дальше ехать некуда. Я думал, он признает ошибки, осудит их как настоящий коммунист… А он, смотрите, куда хватанул!.. Нет, Краюхин, нам с тобой не по пути, – заговорил Артём напряжённым голосом, боясь сорваться на крик.
Алексей попытался передвинуть стул на прежнее место, но руки его так ослабели, что стул не сдвинулся. Кто-то из сидевших в этом же ряду легко подхватил стул и переставил его к стене. Алексей сел, испытывая страшную жажду и сухость во рту.
За исключение из партии Краюхина проголосовали четыре члена бюро райкома, против – один.

2

Когда все разошлись и в кабинете остались Артём с Максимом вдвоём, Артём снял телефонную трубку, позвонил жене:
– Дуня, Максим приехал! Готовь ужин. Мы через пять минут будем дома.
Повесив трубку, Артём повернулся к брату и, осматривая его с ног до головы влюблённым, ласковым взором, сказал:
– Да ты неплохо выглядишь! Пополнел, раздался… А я вот сохну с каждым годом.
– Да чуть-чуть прибавить в весе тебе не мешало бы, – проговорил Максим, тоже разглядывая брата.
– Это всё наша беспокойная жизнь районщиков меня сушит. Так вот каждую ночь. Раньше двух-трёх часов не ложусь. А тут ещё вот такие люди, вроде Краюхина, кровь портят. – Артём торопливо прикурил от прыгающего пламени спички.
– Что и говорить! Работать сейчас в районах не просто, – вздохнул Максим, и брату почудилось искреннее сочувствие к его нелёгкой доле.
Артём пригладил густые волосы и доверительным тоном сказал:
– Это бы всё ничего, если б кадры у нас в районах были. Людей нету! Область требует, а помощью не балует…
Артём настроился, по-видимому, говорить на эту тему долго и обстоятельно, но Максим перебил его:
– Послушай, Артём, ты знаешь лесообъездчика Чернышёва?
– Ну, ещё бы не знать! Этот тоже вроде Краюхина… мечтатель, прожектёр, – усмехнулся Артём. – Прислал мне какие-то расчёты, доказывает азбучные истины…
– Сейчас век мечтателей. Ничего не попишешь, – сказал Максим, и Артём не понял, сказал он это в шутку или всерьёз.
– Да пусть мечтают! Беда только в том, что эти мечтатели по-настоящему работать не хотят, увлекаются своими прожектами, требуют от районного руководства решения таких вопросов, которые не всегда под силу даже области. Вот Краюхин. Ведь он тут такого наговорил, что Совет Министров и ЦК не сразу разберутся.
– Ну, уж это ты преувеличиваешь, – усмехнулся Максим.
Артём почувствовал за этой усмешкой другое: брат не разделял его отношения к учителю. По-иному он, видимо, относился и к предложениям лесообъездчика Чернышёва.
– Ты что же, думаешь, Краюхин прав? – насупившись, спросил Артём.
– Мне пока трудно судить. Я ведь многого не знаю… А всё-таки не поторопились ли вы с исключением?
Артём склонил голову, опустил глаза и тоном упрёка сказал:
– А что же ты молчал? Как-никак ты всё-таки завотделом обкома. Мы бы к тебе прислушались.
Максим усмехнулся.
– Нет, брат, это не в моей манере навязывать свои убеждения. В обкоме, как тебе известно, я работаю всего несколько дней, а вы здесь с Черепановым не первый год сидите. Вот поживу у вас, посмотрю…
– Давай, давай! Мы всегда рады, когда нам помогают, – нахохлился Артём.
Не такой ему представлялась встреча с братом. Больше пяти лет они не виделись. Максим прошёл через пекло войны, исколесил всю Европу и Дальний Восток, обманул сто смертей и явился цел и невредим. Сейчас бы сесть, за стол, смотреть друг другу в родные глаза и говорить, говорить до рассвета!.. И надо же было подвернуться этому заседанию с делом Краюхина!
Максим заметил, что Артём расстроен. Ему захотелось скорее взломать перегородку отчуждённости, так неожиданно возникшую между ними. Он прошёлся по кабинету и заговорил совсем другим тоном, в котором не было и намёка на прежний холодок:
– Ну, как ты эти годы жил? Дуня-то какова?
Артём просиял. Заглядывая в лицо Максиму, он начал рассказывать просто и доверчиво, как можно говорить только с родным братом:
– Дуня? Хорошо! А вот отца с матерью в конце войны похоронил. Сильно им хотелось дожить до твоего возвращения. Мать болела, отец был ещё ничего, крепился… А как только она ушла, он, будто подраненный орёл, крылья опустил.
Резко зазвонил телефон. Звонок был таким неожиданным, что Максим вздрогнул. Артём взял трубку.
– Идём, идём, Дуня! – с теплотой в голосе проговорил он.

3

У Алексея была странная и редкая особенность: всякое потрясение порождало в нём острое желание спать. И сейчас, выйдя из райкома, он хотел лишь одного – скорее добраться до постели, лечь, уткнуться головой в подушку и уснуть глубоким, бездумным сном.
– Ну что, Алёша, как? – спросила мать, когда он вошёл в дом. Он знал, что она не спит, беспокоится за него, ждёт, каждую минуту прислушивается к шорохам и стукам за стеной.
– Исключили, мама, из партии и, наверное, отдадут под суд, – устало ответил он и, не зажигая огня, ощупью прошёл в свою комнату.
Мать заохала, потом послышался её приглушённый, возбуждённый шёпот. Можно было подумать, что Нелида Егоровна читает молитву, но она просто разговаривала сама с собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31