Не знаю, что я вообще подумала… наверное, просто решила, что Марджори немного с приветом.
– Эрнестина, Бинго вовсе не маньяк-убийца. Глядя на него, я вспоминаю себя в его возрасте. Я была самым толстым ребенком в классе. Я опустошила бы холодильник среди ночи, даже окажись в Ватикане. А уж веселым розыгрышам я предавалась с необузданной страстью! Бинго просто развлекался, малюя зловещее послание на стене ванной и воруя потихоньку ножи, чтобы посеять страх в душах всех присутствующих. И вдруг все пошло вкривь и вкось – в его вполне невинные игры вторглось убийство!
– Спасибо и на том, что не подозреваете моего мальчика в расчленении трупов. – Эрнестина выдавила смешок.
– Но ведь во все остальное… вы верите?
– Я же мать! – Щеки ее зарделись от гордости. – Когда речь о твоем ребенке, легче всего поверить в самое лучшее и – в самое худшее. Одного не могу понять: зачем паршивцу понадобились ножи.
Я встала, но Эрнестина по-прежнему сидела на кровати. Неужели надеялась, что сейчас явится Марджори Задсон и придется сознаться? Обернувшись в дверях, я протянула руку:
– Давайте я заберу эти штуки. Не волнуйтесь. Пока идет собрание, вернуть их в столовую – пара пустяков.
– Ну уж нет! Не позволю! – С решимостью мученицы, усаживающейся на кол, Эрнестина сделала рывок к ножам, но я оказалась шустрее.
Откуда ей было знать, что под моей внешностью праведницы прячется родственная ей шпионская душа. Мои родители вырастили беспардонную проныру – именно так сказал дядюшка Мерлин при нашем знакомстве, когда я деловито заявила, что ему следует посещать церковь, жениться и отписать мне некоторую сумму в своем завещании.
Я понимала: не мое это дело – возвращать на место проклятые ножи. Стал бы Господь создавать полицейских, если бы хотел, чтобы занозы вроде меня лезли повсюду? Осторожно спускаясь по лестнице и придерживая свою просторную блузу, я надеялась, что если кто-нибудь ненароком меня увидит, то не подумает, будто мой ребеночек сошел с ума и пихает меня в бок, собираясь вылезти. Интересно, можно ли подать жалобу на внутриутробное умопомешательство в этой стране, где судятся по поводу и без? Я понимала, что пытаюсь обелить всех и вся. Наверное, это болезнь. Нельзя же считать невиновными всех! Хотя, конечно, Бинго уже достаточно наказан за то, что в кои-то веки повел себя как нормальный ребенок. Минуты, проведенные под кроватью Марджори Задсон, вряд ли доставили ему удовольствие. Что же касается самой Марджори – трудно ждать от шерифа Догерти, чтобы он поверил, будто ее подставили. В отличие от меня, он не был с ней знаком.
Лучи света, проникая через витражное стекло двери, выписывали на потолке причудливую мозаику; в остальном же коридор был темным и душным, как опечатанная церковь. Закрытые двери напоминали исповедальни. Интересно, исповедалась ли уже Теола Фейт, созналась в содеянном? Старые часы с циферблатом в виде злобной кошачьей мордочки показывали десять тридцать. Скоро ли явится к нам шериф с известиями? Или он уже здесь? С трясущимися руками я ринулась в столовую. И вынырнула оттуда десять секунд спустя и полегчав на несколько фунтов – запихнув ножи в ближайший ящик. Фу, наконец-то! Одернув напоследок блузку, я сделала пару шагов – и в смятении остановилась. А как насчет моих отпечатков на буфете? Смогу ли я объяснить их тем, что дотрагивалась до ящика, пока накладывала себе завтрак? Кстати, между кофейником и вазой с фруктами лежали очень симпатичные булочки и пирожки с ревенем…
– Если верить священному писанию Еноха, Господь накажет вас, мисс Любопытство, – проскрипел голос за моей спиной.
– Пипс! – Этот мерзкий писк издала я? Или канарейка, пожираемая кошкой? Я попятилась к лестнице. – Право же, напрасно вы говорите о Господе так, будто он какое-то страшилище. И напрасно пугаете меня! Из-за вас у меня, чего доброго, тройня родится!
– Вот и отлично! – Его лысая черепушка блестела, как мрамор, а колючие глаза напоминали льдинки.
Пипс издал смешок, и я тотчас поверила, что на лбу моем неоновой вывеской сияет слово "НОЖИ". Ясное дело, после вчерашнего вечера я не рассчитывала на особую благосклонность. Впрочем, я не винила Пипса за то, что он предпочел свою шкуру шкуре своей хозяйки. Размышления мои были прерваны мелодичной трелью. Звонили в дверь.
– Проклятье! Вот вам и шериф, явился не запылился, только его и ждали! Почитал бы правила хорошего тона! – Пипс отцепил от меня глаза и поковылял через холл, я же вдруг почувствовала себя маленькой и воздушной. Сказать наверняка, шерифская ли голова рисуется за стеклом, я не могла – хотя осанка весьма смахивала на официальную. Успею ли я улизнуть наверх, прежде чем он войдет? Нет, не успею. Но предстать перед законом с неспокойной совестью я тоже не могла. Может, проскользнуть обратно в столовую или – сердце пыталось выскочить у меня через ребра – воспользоваться лифтом?
Пипс, похоже, решил впустить незваного гостя; вот он поворачивается и смотрит в мою сторону, я же между тем открываю деревянную дверцу лифта и раздвигаю железную гармошку. И вновь – о боже! – чувствую себя в ловушке. Но это же глупо! Палец мой тянется к кнопке, все мое существо стремится ввысь. Однако бетонные стены, проглядывающие сквозь прутья кабины, что-то не пролетают мимо. Поскольку потолка у лифта нет, я чувствую себя как лыжник на фуникулере. Но сколько же времени занимает подъем на один этаж? А это уж, наверное, смотря где вы остановитесь. До меня донесся какой-то слабый присвист – будто эта штуковина задыхалась. А затем – ничего. Нет, прошу прощения, я преувеличиваю – кое-что все же произошло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101