Ноги сами понесли его в магазин, сработала заданная накануне программа, хотя и не до покупок было сейчас Игорю, ох не до покупок...
Взяв полкило вареной колбасы и буханку хлеба, Игорь пошел домой. Хотел было вернуться кружным путем, чтобы не видеть злосчастного места, но не получилось: дорогу, ведшую в обход, как раз асфальтировали, – видать, не успели к празднику и теперь наверстывали. Пришлось идти мимо павильона-тента.
У павильона стояла легковая милицейская машина с выключенной мигалкой; усатый гражданский водитель, открыв дверцу, читал газету, не обращая ни на кого внимания.
В самом павильоне больше пиво не пили, там вообще никого из посетителей не было. У стойки молоденький лейтенант внимательно слушал продавщицу, которая болтала без умолку, размахивая зажатым в руке сотовиком; лейтенантик с утомленным видом пытался всю эту болтовню зафиксировать в блокноте, но получалось у него плохо, он то и дело останавливал продавщицу, задавая ей уточняющие вопросы. Та, коротко ответив, начинала свой рассказ по новой, с самого начала. Вид у лейтенантика был горестный и измученный.
Убитого Эрона не было, увезли уже. Игорь поначалу удивился оперативности мед службы, но тут же сообразил, что сегодня праздник. А в праздник трупам не положено валяться где попало, тем более в местах народного увеселения! В пивной то есть.
Игорь пошел дальше, размышляя о судьбе человека, убитого у него на глазах. И о его неуместном предсмертном рукопожатии... и о своих непонятных ощущениях, и... Тут Игорь чуть не споткнулся, увидев впереди знакомого врача-здоровяка – высунувшись из-за угла ближней многоэтажки, здоровяк разглядывал павильон в театральный бинокль, что-то шепча себе в бороду. Или не шепча, а жуя резинку: борода у него ходила ходуном. Заметив Игоря, бородач поспешно сунул бинокль в карман джинсов, испуганно округлил глаза и нырнул за дом. Когда Игорь поравнялся с углом многоэтажки, то никого там не обнаружил, пустой был двор... Игорь эти места знал хорошо, рядом ведь живет: проходной двор упирался в домишки частного сектора с узкими улочками-переулочками, где по незнанию запросто можно было заблудиться. Искать в том лабиринте подозрительного врача Игорь не собирался... Да и врача ли?
С неприятным осадком на душе Игорь вернулся домой: первым делом запер дверь на ключ, хотя раньше обходился только щеколдой, а после, разгрузив кулек, поставил на плиту чайник – пиво покупать он не стал, спасибо, напился уже... Сунув колбасу в холодильник и упрятав туда же по рассеянности хлеб, Игорь прошел в комнату.
Квартирка у Игоря и Маши была однокомнатная и располагалась на шестом, продуваемом всеми ветрами этаже давно не ремонтированного здания – стандартная квартира – «гостинка» с малой площадью. Но Игорю она нравилась, здесь было как-то очень по-домашнему уютно: вдоль одной из стен стояла мебель, доставшаяся от покойной бабушки, – неказистая с виду, но крепкая, сделанная на совесть; на полу лежал ковер, старый, местами вытертый, тоже от бабушки; широкую тахту возле другой стены Игорь с Машей купили первым делом, еще до свадьбы – святое дело! – когда в квартирке было шаром покати, ни тебе мебели, ни ковра. На стенах, где только можно, висели картины Игоря, что придавало комнате особый вид – то ли музея, то ли выставочного зала.
В углу, между балконной дверью и тахтой, стоял журнальный столик со стопкой газет и бабушкиным телефоном. Телефон не работал: подключение стоило дорого, денег вечно не хватало, и аппарат уже год безмолвствовал. Лишь иногда тихо брякал, когда столик дверью цепляли.
Игорь взял этюдник, хранившийся под столиком, и вернулся на кухню.
Пока закипал чайник, пока настаивалась крутая заварка, Игорь установил этюдник у окна, неторопливо подготовил кисти и вонючий разбавитель для красок, а сами краски выдавил из тюбиков на заботливо очищенную палитру; потом укрепил загрунтованный картон и сделал первый мазок. Писать Игорь решил без подмалевка, чернового эскиза, – как получится, так и получится!
Собирался Игорь написать праздник с воздушными шарами, радостными детьми и разудалыми конниками... Собирался, да. Но светлое настроение было полностью испорчено недавним происшествием, и Игорь принялся рисовать без всякой задумки, как придется. Как кисть захочет и как краски лягут.
То, что получалось на картоне, к нынешнему празднику вообще никакого отношения не имело... Черт-те что получалось, а не городской пейзаж! Какая-то равнина, покрытая нереально фиолетовой травой, с возвышающимися то тут, то там рыжими глыбами-валунами; у горизонта на фоне вечерней зари темнел контур обнесенного стеной высокого замка с остроконечными крышами и реющими над ними флагами. Поверх зубчатой стены огненным прочерком змеилось что-то волнистое, непонятное. То ли молния, то ли змея какая... И еще на рисунке был идущий к тому замку седой человек в черной одежде. Человек был выполнен небрежно, кое-как, но висящий на боку у него меч Игорь прорисовал очень тщательно. Только непонятно – зачем?
– Бредятина, – убежденно сказал Игорь, с интересом рассматривая эскиз, – чего это меня на эдакую несусветную тему пробило? – Он положил кисть, вытер руки тряпкой, мимоходом глянул в окно.
На улице вечерело: небо заметно потемнело, излилось густой синевой; из-за крыши дальней многоэтажки выглядывал край черной тучи, закрывшей солнце, – видимо, собиралась гроза. Деревья, росшие под окнами гостинки, стояли тихие, поникшие в ожидании ливня; возле подъезда, вольготно развалившись на лавочке, сидел давешний «типа врач». Сидел, закинув ногу на ногу, и не таясь смотрел на окно кухни Игоря в театральный бинокль.
1 2 3 4 5 6 7