.. Он, наверное, хотел сказать, что не хочет терять титул?
Агнес вдруг обнаружила, что он не держит ее и она могла бы свободно уйти, если бы… если бы не подкашивались ноги, если бы не смешанная с истомой слабость, охватившая все ее тело.
Она знала, что Гордон, совершенно голый, лежит рядом, но упорно смотрела в сторону, как бы не замечая его.
— Стыдишься взглянуть на раздетого мужчину, Агнес? — со смешком спросил он. — Поистине пуританская скромность. Трудно поверить, что в Англии еще остались такие девушки. Собственно, с девушками в Англии вообще плохо.
Агнес, вспыхнув, повернула голову, чтобы ответить резкостью, но не смогла вымолвить ни слова. Перед ее глазами было обнаженное тело Гордона: сильное, мужественное, бронзово-загорелое, с рельефными, мощно играющими под кожей мускулами. Она и не представляла себе, как он красив. Только сейчас она уловила чистый, свежий запах мыла, за которым ощущался тонкий мускусный аромат мужчины, обостряющий ощущение близости, тревожный и сексуальный, пробуждающий в каждой клеточке ее тела благоговейный трепет.
Гордон наклонился к ней так близко, что можно было разглядеть маленький белый шрам на его верхней губе.
— Не бойся, — прошептал он успокаивающе. — Я ничего плохого тебе не сделаю, просто хочу, чтобы ты поняла: я тебя не отпущу никогда и ни при каких обстоятельствах.
Агнес, пытаясь унять стук сердца, раздумывала над тем, не сказать ли Гордону правду. Она стала сомневаться, что сможет жить с ним, страдая от неразделенной любви. Но, встретив его твердый и, как ей показалось, безжалостный взгляд, она передумала откровенничать. Тяжело было любить его без взаимности, но еще страшнее было бы признаться ему. Ведь, узнав о ее любви, он получит над ней неограниченную власть.
Что же за страсть владеет им, страсть, выжигающая в душе всякую способность к состраданию и сочувствию, не говоря уже о чем-то большем? — спросила себя Агнес.
И сама же себе ответила: честолюбие! Честолюбие и уязвленная гордость выходца из бедных кварталов Плимута!
Самое удивительное, что именно эта страсть в свое время руководила ее предками. Они сражались и убивали, гибли во имя чести и предавали, трудились и рожали наследников, — и все для того, чтобы имя их, пройдя через столетия, осталось на скрижалях человеческой памяти.
Возможно, это были ложные цели, но и она, Агнес, человек другого времени и иной традиции, с детства впитала идеи преемственности рода и фамилии. Ее отличало только одно: она готова была пожертвовать вековой славой предков, титулом, имением, самой собой ради любви Гордона!
Она очнулась от задумчивости, почувствовав на своем плече его осторожный поцелуй.
— Тебя колотит, как в ознобе, — пробормотал он тихо и отбросил прядь с ее лица. — Ты меня боишься?
Агнес промолчала. Странно, но страх покинул ее.
Гордон коснулся губами ее стройной, белоснежной шеи.
— Как ты похудела! — прошептал он еле слышно и, как показалось Агнес, — с сожалением.
Удивившись тому, что Гордон заметил изменения в ее внешности, она украдкой подняла глаза и вздрогнула, увидев в его взгляде нежность.
— Я совершенно не собирался спешить, Агнес, — сказал он мягко. — Но кто его знает, может быть, это даже и к лучшему. Мы дали друг другу слово, от будущего нам не уйти, так зачем убегать от него? Неужели тебе и вправду вбили в голову, что секс — это грех?
Агнес почувствовала себя задетой.
— Ты мог бы обойтись и без насмешек, Гордон, — с болью в голосе произнесла она. — Возможно, мне не хватает опыта интимной близости, но это не значит, что я не понимаю, что секс — одна из самых больших радостей человеческой жизни.
— Если так, почему ты не стремилась к этой радости прикоснуться?
— Не знаю, — беспомощно пожала плечами Агнес. — А ты предпочел бы, чтобы твоя жена не была девственницей?
— Агнес!.. — угрожающе возвысил голос Гордон.
— Вот видишь!.. Возможно, я просто не встретила того, кто пробудил бы во мне женщину. И если…
Она не успела закончить, потому что губы Гордона пленили ее рот. Руки его ласкали тело Агнес с такой жадностью и искушенностью, что оно судорожно изогнулось в предвкушении наслаждения. Надо было отогнать от себя эту волну чувств, но вспыхнувшую страсть не так-то просто оказалось заглушить.
Гордон, оторвавшись от ее губ, нежно провел по ним пальцем. Агнес издала слабый стон, и, словно бы только и ожидая этого, Гордон припал к ней всем телом, хрипло бормоча ее имя, снова и снова целуя ее губы, веки, шею, плечи.
Агнес казалось, что она сходит с ума. Где ее сдержанность, решимость оставаться холодной как лед, ничем не выдавая своих чувств Гордону?
Она все еще мелко дрожала, опасаясь, что в следующий момент он оттолкнет ее, продемонстрировав, чего стоит ее аристократическая холодная сдержанность. Но Гордон, казалось, был захвачен страстью не меньше ее, и рука его, скользнув ниже, уже ласкала ее грудь.
— Я хочу тебя, Агнес! — хрипло пробормотал Гордон.
Он придвинулся ближе, и Агнес получила осязаемое и убедительное свидетельство его возбуждения, но почему-то вместо испуга ощутила сладостное томление и гордость оттого, что своей женственностью смогла пробудить в нем столь неукротимое желание.
Соски ее грудей напряглись и заныли, огонь пробежал по жилам, тело таяло от страсти.
— Гордон, ну же!.. — умоляюще простонала она.
Агнес сама была потрясена своей реакцией. Она готовилась к тому, что будет желать его, но не с такой исступленностью, когда гордость и самоуважение отброшены в сторону и одного прикосновения достаточно, чтобы она принадлежала ему целиком и немедленно!
— Тсс! — прошептал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47