После двенадцати лет царствования Чака был убит.
У Чаки не было наследников. Его преемники ослабили пружины военного государства, могущество которого тем не менее продолжало беспокоить буров и англичан. Во время Великого трека буры одержали над зулу победу и отбросили их к Наталу. Спустя пятьдесят лет против королевства выступили англичане. Потерпев вначале тяжелое поражение, они сумели 4 июля 1879 г. разбить армию зулу. Это стало концом могущества королевства зулу.
Такова историческая традиция. В памяти же зулу, в особенности за пределами ЮАР, жизнь Чаки выглядит совершенно иначе: это наполовину миф или легенда. И при этом она более полно отражает реальность, чем представления историка.
Для одних Чака стал своего рода черным Христом, для других – воплощением типичных качеств африканца. В устной и письменной традиции бурная жизнь Чаки совершенно преобразилась (III.11). Начало было положено эпопеей «Чака», написанной Томасом Мофоло, христианским монахом, по происхождению банту; ее текст в течение многих лет хранился в библиотеке парижского миссионерского евангелического общества. Герой Мофоло побеждает, но ему помогает дьявол, он совершает тысячу преступлений и бесчинств, разных жестокостей, прежде чем погибает в результате заговора, составленного его братьями. В других преданиях Чаке приписывают, что в девятнадцать лет он убил леопарда, бросил вызов воинственным колдунам, приказал запереть королеву вражеского племени наедине с прожорливой гиеной. Из отряда в 500 человек он создал непобедимую армию, которая, согласно еще одной традиции, вскоре насчитывала 400 000 воинов; с ее помощью Чака собирался управлять всем миром. Как реакция на версию Мофоло появляется новый миф. Осуждение сменяется восхвалением. В драме «Зулу» Ненекали-Камаре Чака становится собирателем земель, символом и предвестником африканского единства.
Позже восхищение Чакой в литературных произведениях – в поэмах и драмах – становится еще большим. Он обретает жизнь после смерти или же воспринимает смерть как освобождение, поскольку дело возрождения подхвачено, продолжено африканским народом, истории которого он положил начало. В то время как у христианина Мофоло смерть Чаки символизирует поражение зла, здесь она ассоциируется с героическим самопожертвованием человека, ставшего отцом-основателем подлинного африканского государства. Он умер, и освободилось место для белых, пришедших поработить Африку. Его смерть – предвестие Апокалипсиса.

«Мы станем рабами их компасов и циркулей. Наша империя изменит название и будет именоваться Южная Африка. И наши боги допустят это! Наши лучшие умы будут болтать в бистро вокруг бутылки. И наши священники допустят это! Наши братья будут бить нас до смерти за горсть риса. Мы не сможем ходить, куда захотим, хуже, чем собаки. Специальные поезда будут привозить людей смотреть на нашу нищету, но алмазы высушат слезы на их глазах. Вы, женщины, будете в муках рожать детей, обреченных на муки. И бессильно будут взывать наши голоса! У нас будет больше мучеников, чем на равнинах иудейских» («Зулу», акт. III; III.11).


Пространство прошлого

Исторические представления о более отдаленном прошлом, например у африканцев Кот д’Ивуар, не имеют «своего собственного пространства» (III.5), как в Европе, не образуют отдельную отрасль знаний. Они тесно связаны со всеми компонентами коллективного сознания. История воскрешается во время церемоний: траурных бдений, праздника ямса и т. д. История вторгается в повседневность в моменты, важные с точки зрения коллективной жизни, при этом она всегда ограничена точными правилами. Поскольку история является достоянием предков, то доступ к ней в этих церемониях имеют лишь священные лица. Поскольку же она равным образом связана с передачей политической власти, то содержание исторического процесса воспроизводится сообразно с интересами власти, таким образом многое в истории пропускается. «Достоинства предков могут быть обнародованы, но их неудачи, ошибки замалчиваются. Войны всегда победоносны, а государи образцовы». В общем «это прошлое являтся предметом для подражания, а настоящее лишь его бледным продолжением». Память об этом прошлом поддерживается; это своего рода капитал, резервуар, в котором народ черпает вдохновение, находит образцы для себя. При возведении на трон государя, например, вспоминают всех его предков. «Ему дают добрые советы согласно точному ритуалу, сопровождающемуся назидательным рассказом, в котором невозможны ни слабость, ни колебания» (III.5).
Обычно это прошлое восходит ко временам исхода, т. е. заселения ныне занимаемого региона. Оно завершается колониальным завоеванием, так как статус последующего периода другой: каждый волен восстанавливать его в своей памяти и эти воспоминания не являются предметом кодификации.

Вторая страта: «Наши предки галлы»

Эта фраза, произносимая африканскими школьниками, стала штампом. Ее всегда высмеивают, когда говорят о французской колонизации Черной Африки. Всестороннее исследование Дениз Буш (III. 7) о преподавании истории в Сенегале в 1817–1860 гг. показало, что все это отнюдь нельзя понимать буквально. В сущности, это не более чем легенда. Во-первых, вначале в школу ходили только белые дети. Во-вторых, впоследствии, независимо от того, были ли ученики черные или белые, они не подвергались риску услышать в школе о галлах. В начале XIX в. у французов еще не было принято провозглашать галлов своими предками. Преподавалась Священная история, и сообщались какие-то сведения о первых королях, по векам и по царствованиям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58