Но изменить самому и склонить к измене своих соплеменников ему казалось недостаточным, союз с врагами он хотел непременно скрепить кровью друга и гостя – римского командующего. Он побывал у Магона, пунийского начальника в Бруттии, и получил от него обещание, что карфагеняне заключат с луканцами союз и ни в чем не ограничат прежнюю их свободу, если Флав выдаст Гракха. Затем он привел Магона в какое-то горное ущелье и сказал, что доставит сюда Гракха с немногими спутниками.
Ущелье было очень удобно для засады, и, осмотрев все вокруг, пуниец и луканец условились о сроке предательского покушения.
Флав пришел к римскому командующему и объявил, что затеял очень важное дело, завершить которое можно только при участии самого Гракха: он почти уговорил власти всех луканских племен, переметнувшихся на сторону Ганнибала после Каннской битвы, вернуться к дружбе с Римом. Римляне легко забудут им прошлое, потому что нет народа менее злопамятного и более скорого на прощение. Так, пр словам Флава, уверял и убеждал он луканцев, но теперь они хотят услышать это от Гракха и в залог верности коснуться правой руки римского вождя. Флав назначил им для встречи уединенное место неподалеку от римского лагеря; все можно будет уладить и покончить в нескольких словах.
Гракх, не подозревая обмана, введенный в заблуждение правдоподобием того, что он услышал, взял с собою ликторов и турму конницы и поспешил навстречу своей гибели. Враги появились со всех сторон сразу, и Флав, точно желая рассеять последние сомнения, тут же очутился среди них. В Гракха и его всадников полетели дротики. Гракх соскочил с коня, велел спешиться остальным и призвал их воспользоваться единственной милостью, в которой не отказывает им судьба, – умереть со славой.
– Кругом только горы, лес и враги, – сказал он, – их много, а нас мало. Либо мы покорно, точно овцы, дадим себя перерезать, либо не станем ждать, но сами, первые, с гневом и яростью ударим – и испустим дух, залитые неприятельской кровью, меж грудами оружия и трупов! Все цельтесь и метьтесь в луканца – предателя и перебежчика!
Кто отправит его в царство мертвых впереди себя, кто принесет его в жертву подземным богам То есть Плутону и Прозерпине, владыкам подземного царства мертвых.

, тот и в самой смерти найдет великое утешение!
С этими словами Гракх обмотал левую руку плащом – у римлян не было при себе даже щитов – и ринулся на противника. Сила завязавшегося боя никак не отвечала числу бойцов. Со склонов вниз, в долину, неслись дротики и пробивали насквозь не защищенные доспехами тела. Гракха пунийцы пытались взять живым, но он отыскал взглядом Флава и врубился в гущу врагов, сокрушая всех и все на своем пути, так что остановить его смог только меч, вонзившийся в грудь.
Магон без малейших отлагательств распорядился отвезти его тело к Ганнибалу и положить на главной площади лагеря вместе со связками прутьев, отнятыми у мертвых ликторов. По приказу Ганнибала сразу за воротами лагеря соорудили погребальный костер, и мимо трупа Гракха прошло торжественным маршем, в полном вооружении, все карфагенское войско. Испанские солдаты исполнили воинственную пляску, почтили мертвого и все прочие племена, каждое по своему обычаю. Воздал ему должное словом и делом и сам Ганнибал.

Еще один поединок у стен Капуи.

Консулы между тем опустошали поля Кампании. Капуанцы при поддержке карфагенской конницы сделали вылазку, которая очень напугала римлян: они едва успели выстроиться в боевой порядок, сражались вяло и недружно и бежали, потеряв полторы тысячи убитыми. После этого самонадеянность кампанцев, и без того немалая, увеличилась неизмеримо, и они то и дело задирали врага мелкими стычками. А консулы, огорченные неудачным началом, соблюдали сдержанность и осторожность.
Одно незначительное само по себе происшествие поубавило дерзости кампанцам, а римлянам вернуло уверенность в себе; впрочем, на войне и мелочи иногда приводят к важным и серьезным последствиям.
Кампанца Бадия связывали самые тесные узы гостеприимства У древних греков и римлян были очень широко распространены союзы взаимного гостеприимства между жителями различных городов. Гостеприимец принимал друга в своем доме (гостиницы и постоялые дворы в ту пору были редки) и оказывал ему всяческую помощь, тем более необходимую, что в чужом городе человек оказывался почти совершенно бесправным и беззащитным.

с римлянином Титом Квинтием Криспином. Дружба их сделалась особенно прочной несколько лет. назад, когда Бадий в Риме заболел и долго пролежал в доме у Криспина, окруженный самыми искренними забртамд. И вот теперь этот Бадий вышел за городские ворота и попросил римских караульных кликнуть Криспина. Криспин подумал, что общие раздоры не стерли добрых воспоминаний о частных услугах и одолжениях и что Бадий хочет побеседовать с ним по-приятельски. Но, увидев его, Бадий сказал:
– Вызываю тебя на поединок, Криспин. Сядем-ка на коней да поглядим, кто из нас крепче держит оружие в руках.
– Разве мало нам обоим иных противников, чтобы доказывать свое мужество? – возразил Криспин. – Даже на поле битвы, если бы я с тобою встретился, то постарался бы разойтись, чтобы не осквернять рук кровью друга и гостеприимца.
Сказавши это, он удалился.
Но Бадий не унимался. Он принялся обвинять римлянина в трусости, осыпал его бранью, которой скорее заслуживал сам, кричал, что Криспин только прикидывается жалостливым и милосердным, а на самом деле боится могучего врага. Если ему кажется, что разрыв общественных договоров частные союзы не затронул и не расторгнул, то кампанец Бадий в присутствии двух войск отрекается от дружбы с Титом Квйнтием Криспином, римлянином.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111