Или бросил гранату. Во время войны такой прием не сработал бы. Но этот и не был готов к подвохам.
— Слышь, мужик. Где я? — все так же сипло спросил бывший фронтовой разведчик.
— Ты что, пьяный, что ли?
— Ага. Перебрал маленько. И заблудился. Ни черта не помню. Помню только, как через какой-то забор лез.
— Ну ты даешь. Ладно, выходи сюда, я тебя до ворот провожу.
— Да я бы вышел, кабы мог. Я, кажись, ногу вывихнул. И еще за что-то зацепился. Вот если бы ты мне помог…
— Хорошо, где ты там?
А вот этого немец не сделал бы, даже забросав подозрительный куст десятком гранат. Не полез бы он в одиночку на рожон. Дождался бы своих и только после этого прочесал обочину метров на двадцать во все стороны. А еще лучше — бронетранспортером проутюжил бы. Осторожный немец был. Потому что оккупант. Потому что на чужой территории. А этот на своей. Этому все до фени.
— Ну ты куда пропал?
— Вот он я. Здесь.
Сан Саныч увидел склонившуюся над его убежищем фигуру. Увидел протянутую навстречу руку.
— Вот спасибочки-то. А то околел бы вовсе…
— Хорош ты, дядя. Умудрился в двух шагах от фонаря заплутать. Кому скажи — не поверит.
И правильно сделает, что не поверит!
Сан Саныч обхватил запястье протянутой руки, слегка оттолкнул, чтобы человек потерял равновесие, и сильно дернул на себя. Прохожий кулем свалился на землю. В падении он очень неудачно наткнулся лицом на выставленный неизвестным злоумышленником кулак. Так неудачно, что даже закричать не успел — потерял сознание.
Ухватившись за плечи пиджака, Сан Саныч оттащил бесчувственное тело подальше от дорожки, вытащил из кармана заранее припасенный кляп и впихнул его в чужую булькающую слюной глотку. Руки спереди накрепко перетянул ременной петлей.
Чувствовал себя Полковник после подобных физических упражнений ничуть не лучше жертвы. Возможно, он даже согласился бы поменяться с «языком» местами. Тому что — лежи себе, отдыхай и ни о чем таком не заботься. А разведчику, напротив, — самая работа: окружающую местность в порядок приведи, травинки распрями, следы разровняй, чтобы никто и догадаться не мог, что здесь несколько часов тому назад произошло. А потом тушу неподъемную еще на собственном горбу через линию фронта перетаскивай. Да от случайных пулек-осколочков оберегай, да не поморозь, не повреди, если не хочешь следующей ночью снова в поиск идти.
Проще было бы убить его, но мертвые молчат. И показаний не дают.
Поэтому убивать не придется. Придется тащить.
Сан Саныч лег на землю, придвинулся бок в бок к неподвижному телу, перекатил его на себя.
О-ей! Сытно кормят работников загородных дач. Такого кабанчика втроем тащить — семь потов сойдет. А в одиночку…
Полковник прополз метр, еще метр и еще десять. Он упирался руками и ногами в землю, он цеплялся за случайные кочки и ветки, он тужился и кряхтел — но толку было чуть. Он напоминал больного, страдающего хроническим запором. Нагрузки — как у штангиста-рекордсмена в жиме, а результат жима — нулевой. Каждым рывком он отыгрывал не более полуметра расстояния. Такими темпами ему до забора ползти сутки.
Сан Саныч тяжело вздохнул и сбросил с себя непосильную ношу.
— M-м, — промычал пленник. Значит, очухался. Значит, пришел в себя. Сан Саныч наклонился к самому уху пленника и тихо прошептал:
— Слышь, парень. Нет у меня силенок тебя на спине волочь. Здоров ты больно. Может, ты мне пособишь чуток?
Пленник замычал, завертел во все стороны головой.
— Не желаешь, значит?
— М-м-м!
— Ну тогда извини.
Сан Саныч запустил руку в карман, покопался, вытащил тонкое сапожное шило и, примерившись, наполовину вогнал его в зад пленнику.
— М-м-мммм!!! — застонал сквозь кляп «язык».
— Больно? — участливо спросил Полковник.
— Угу! У-у-у…
— Тогда ползи, пожалуйста. А то я тороплюсь, — попросил Сан Саныч, проведя туда-сюда перед глазами «языка» шилом.
Повторного тычка не понадобилось. Пленник, шустро переставляя колени и локти, побежал к забору. Сан Саныч еле за ним поспевал. Подумать только, такой миниатюрный инструмент, а какой положительный эффект дает!
Хлипкий оказался «язык». Впечатлительный. Настоящих «языков», тех, что на фронте, иногда и десятый укол не убеждал. Бывало, задница уже как подушечка для иголок, а он рычит и норовит головой в лицо боднуть. Крепкие попадались ребята. Не чета нынешним.
За забором Сан Саныч задержался. Аккуратно засыпав лаз, он уложил поверх, вплотную друг к другу заранее срезанные куски дерна. Яма исчезла, словно ее и не было.
Дальше охотник и его жертва следовали открыто, в полный рост. Здесь бояться уже было некого. По таким зарослям случайные прохожие не гуляют. Нечего им здесь кромешной ночью делать, кроме как ноги ломать.
Чтобы исключить попытку побега, Сан Саныч привязал «языка» к своей правой руке длинной веревкой и, когда хотел придержать его, или подогнать, или повернуть, подергивал дальний ее конец.
Право — лево — тпру. Прямо как извозчик с лошадью.
До разрушенной деревеньки добрались быстро. Немного поплутали по руинам, наконец остановились.
— Заходи!
Зашли в заброшенную, покосившуюся сараюшку.
— Направо. Теперь прямо. Стоп. Впереди под ногами была подозрительно густая темнота.
— Прыгай! — скомандовал Сан Саныч, указывая на черный провал заброшенного погреба.
Пленник напряженно скосил глаза. Отступил на шаг.
— Давай, давай, — подтолкнул его в спину Полковник. — Не задерживайся. Не у тещи на блинах.
«Язык» со сдавленным криком упал вниз, неглубоко, всего-то метра на два. Поднялся на ноги. Сильно, с досадой пнул случайно попавшее под ногу гнилое полено. Сан Саныч спустился следом, зажег спичку, а от нее припасенную заранее керосиновую лампу, старенькую «летучую мышь».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88