Вдобавок каждый из них был чертовым лжецом, претендовавшим на знания, которых не было, и на тайны, на которые не имел никакого права.
Санитар открыл полковнику дверь и подобострастно отошел. Полковник смерил его взглядом и торжественно вошел в приемную старшего хирурга. Хирург был просто гигантом лет тридцати пяти, в белом халате, из нагрудного кармана которого торчали шариковая ручка и зеркало из нержавеющей стали. «Похож на пуделя, ставшего кошачьим ветеринаром», – подумал полковник.
Хирург – с зачесанными назад черными волосами, на руке – вульгарного вида часы, из двухцветного золота, на носу квадратные очки без оправы – сидел во вращающемся кресле с высокой спинкой, обтянутом черным кожзаменителем, за огромным столом под черное дерево с мраморной крышкой. Стол зачастую производил неизгладимое впечатление на дураков, которые соглашались лечь ему под нож.
Два стула по другую сторону стола, тоже под черное дерево, маленькие, вертикальные, без ручек и намеренно неудобные, дабы подчеркнуть разницу в социальном положении врача и пациента.
Единственное окно комнаты выходило на лужайку, затененную жасмином. Экран для просмотра рентгенограмм занимал стену позади стола. Другие стены украшали картины в хромированных матово-черных рамах, подходивших по цвету к столу и стульям. На картинах были изображены какие-то пересекающиеся друг с другом силуэты неопределенных цветов. Так называемое современное искусство, модерн, тоже принадлежало к разряду вещей, которые полковник люто ненавидел. Пятнистый ковер показался ему изгаженным мышами.
– Смит, полковник. Вы Гонсалес? – рявкнул полковник.
– Майор Гонсалес, – сказал хирург скорее по привычке, чем из желания поправить англичанина. Он привстал в кресле и протянул через стол огромную руку. – Рад познакомиться, полковник Смит.
Полковник проигнорировал протянутую руку, и хирург сделал вид, что указывает ею на один из стульев. – Присаживайтесь, пожалуйста. У него был густой бас, да еще с калифорнийским акцентом, что совсем вывело полковника из себя. Какого черта иностранцы заимствуют акцент и словарь нации иммигрантов?
– Постою. Насиделся в чертовом самолете.
– Может быть, чашечку чаю?
– Какой чай! – Этот мексиканский доктор наверняка сумасшедший. – Послушайте, сейчас два часа дня. Я хочу знать, что случилось с англичанином, который у вас находится.
Хирург развел загоревшими мускулистыми руками:
– Я думал, что все объяснил по телефону, полковник…
– Мне не нужна вся эта медицинская тарабарщина. Мне нужна правда, которую мне скажут на человеческом языке. Этот человек работает на меня. Его отец был моим старым другом. Я его воспитал.
Хирург вздохнул и опустился в кресло, тяжело заскрипевшее под ним.
– Пациент получил перелом четырех ребер с правой стороны, – спокойно сказал он, поставив локти на стол. – В этом, конечно, нет ничего хорошего, полковник, но в обычных условиях ничего опасного для такого выносливого и физически развитого пациента. К сожалению, он продолжал активную деятельность после того, как получил первую травму. Без сомнения, было еще несколько падений.
– Продолжайте же, – раздраженно проворчал полковник.
Хирург повернулся лицом к экрану, включил аппарат, положил на экран три рентгеновских снимка грудной клетки и белой указкой показал на сломанные ребра.
– Заметьте, полковник, что при первом ударе ребра проткнули правое легкое. – Указка передвинулась на более темные пятна на правом легком. – Здесь вы видите, полковник, обширные повреждения, нанесенные легкому ребрами при последующих падениях и, что очевидно, невероятно тяжелых физических упражнениях.
Кончиком указки хирург обвел темную массу, которая закрывала правую сторону грудной клетки на всех рентгеновских снимках.
– Сильное кровоизлияние, полковник. – Он выключил экран, положил указку и повернулся лицом к полковнику Смиту. – Мы делаем переливание крови.
Брови полковника вскинулись, как крылья ястреба.
– Вы что, хотите сказать, что кровоизлияние продолжается?
– Я предпочел бы выразиться точнее – нам пока не удалось остановить кровотечение, – ледяным тоном ответил хирург. – А какая разница?
– Во-первых, то, что вы сказали, свидетельствует о вашей некомпетентности. Во-вторых, нам не удалось остановить кровотечение, несмотря на весь опыт и самое лучшее оборудование. Самая главная проблема – это сердце. Пациент пережил сильное потрясение, которое наложилось на интенсивное переутомление. Сердцебиение слабое. В данный момент пациент не сможет выдержать операцию.
– И что вы делаете?
– Ждем, полковник.
– Он может говорить?
– Пока нет.
– Я могу посидеть с ним немного. Полюбуюсь моим мальчиком, – проговорил полковник и тут же разозлился на себя за то, что вдруг выступил в несвойственной ему роли. – У вас есть его вещи?
Хирург протянул ему смятые доллары и расписку в их получении.
***
На взгляд непрофессионала, Трент выглядел как карта лондонской подземки, на которую нанесена система управления. Едва заметная пульсация на экране прибора показывала слабое сердцебиение. Об этом полковник уже знал. И бутылочки с плазмой он тоже когда-то видел.
«Красивое лицо, но слишком много в нем от его матери», – подумал полковник. Прекрасная женщина и безукоризненно сидела на лошади. Но ужасная мотовка. У него были для нее деньги. Полагая, что между ними существует взаимопонимание, он купил ей кобылу для охоты с собаками. Это было за год до присвоения ему звания капитана и, по полковой традиции, получения разрешения на женитьбу. Он оплачивал ее портного, даже подарил голубой «Эм Джи».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68