..
— Тьфу! — выходил из себя снайпер.
— Паша, сходи, прогуляйся — проверь местность в радиусе двухсот метров.
— Понял, ухожу.
— Не обижайся, уважаемый Костя-майор, — шептал запуганный богослов, бросая взгляд то на удаляющегося старшину, то на привязанную к кривому стволу стреляющую штуковину, — я ведь никогда не воевал и в боевых операциях не участвовал. Оружия даже мал-чуток не знаю!..
— Никто на вас не обижается и не следует теряться в обращении с простейшими вещами. Вы, безусловно, справитесь.
— Я постараюсь, Костя-майор…
— Вот и отлично. У вас все получится.
Пожилой мужчина закрыл глаза и повторил:
— Значит, со склона взлетает ракета, я считаю до тридцати и…
— И дергаете вот за этот фал, — быстро подсказал Яровой. — Резко дергаете.
Он указал на короткий шнур, свисавший от патрона.
— А потом? — опасливо спросил Чиркейнов.
— Потом тихо сидите и ждете снайпера. Он появится минут через десять, после того как вы запустите свою ракету. Ясно?
— Ясно, — утвердительно кивнул тот и, усевшись в позу лотоса, стал мерно раскачиваться, монотонно и нараспев повторяя при этом инструкцию, как когда-то заучивал тарикаты: — С белых скал летит ракета, все равно какого цвета… Счет веду до тридцати — на арабском, на фарси… А потом… Потом просто встаю и дергаю этот проклятый шнурок!
* * *
На одной из узких изогнутых улочек Гомхоя Константин заметил первого жителя — молодого мужчину, настойчиво скоблившего мастерком в тазике с остатками раствора и латавшего этими остатками трещины в каменном заборе. Увидев одинокого русского военного, тот распрямился, встал, закрутил головой по сторонам… Не найдя боле никого, усмехнулся, покосившись на палочку, служившую мужчине подспорьем при ходьбе. Однако промолчал, не сказавши приветствия, и не выдав явной неприязни
— на плече незнакомца покачивался грозной формы черный автомат.
— Русский язык знаешь? — остановился рядом бородатый офицер.
Сельчанин непонимающе скривился, нагло поиграл скулами, и что-то буркнул на чеченском.
— И где живут ваши старейшины, ты мне, конечно же, не покажешь, — понятливо улыбнулся русский.
Ответ последовал в том же духе. Тогда Яровой прибег к радикальной мере
— через секунду в висок чеченца уткнулся вороненый ствол «Гюрзы».
— Туда идти, — кротко указал своим нехитрым инструментом в сторону соседнего переулка мужчина.
— Пошли, проводишь…
Скоро они стояли посреди деревенского двора, а молодой кавказец, прижимая грязный мастерок к груди, бил поклоны глубокому старику, вышедшему из дома. В маленьких окнах добротного каменного жилища мелькали испуганные женские лица. А провожатый уж с жаром лепетал по-своему, учтиво обращаясь к седобородому старцу. В сбивчивом монологе майор сумел ухватить несколько знакомых фраз: «русский один», «легко убить», и «я принесу ружье». Сведя воедино эти разрозненные словосочетания, командир разведгруппы усмехнулся, спрятал пистолет и распорядился:
— А теперь приведи сюда остальных старейшин, да помни: одно неверное движение и ты труп. Тебя держат на прицеле, уяснил?
Чеченец снова скользнул недоверчивым взором по пустынному рельефу гор, с четырех сторон возвышающихся над аулом, и в глазах его мелькнуло сомнение. Тогда русский поднял правую руку, и через секунду по мастерку звонко ударила пуля, выбив инструмент из перепачканной ладони и основательно испортив полезную в хозяйстве вещицу. Этот серьезный аргумент возымел немедленное действо — мужичок присел и стал затравленно озираться. Так и не поняв, откуда был произведен выстрел, он согласно закивал и метнулся прочь со двора исполнять поручение…
Вскорости пятеро аксакалов весьма преклонного возраста восседали дружным рядком на деревянной лавочке вдоль серой каменной стены одноэтажного сооружения. На всех были одинаковой формы папахи, немного отличавшиеся оттенком мерлушки.
— Тебя как зовут, строитель? — повертев в руке дырявый мастерок, спросил спецназовец.
— Салех.
— Так вот послушай меня, Салех. Я со своей десантной ротой возвращаюсь на военную базу Моздока. Возвращаюсь, никого не трогаю… А тут, понимаешь, приотстал один мой человек, и какие-то абреки хватают его, можно сказать крадут из-под моего носа и уводят неизвестно куда…
Молодой кавказец всем своим видом хотел возразить: мол и ведать не ведает, кто бы мог отважиться на такую глупость. Однако офицер не дал ему раскрыть рта, упредив приказанием:
— Сейчас ты возьмешь лошадь, отправишься в лагерь этих разбойников и обрисуешь им ситуацию. А ситуация, Салех, скверная, — если ты вернешься без моего человека, или же затеешь глупые игры с помощью тех полоумных абреков, я тут же — в две с половиной секунды расстреляю всех старейшин вашего села. Понял?
Говорить, возможно, тот на русском и не умел, да понимал его преотлично
— брови мусульманина поползли на лоб; губы приоткрылись, обнажив щербатый ряд зубов; перепачканные раствором пальцы слегка задрожали. Он передал услышанное старикам; те коротко посовещались, после чего один из дедов — в самой светлой папахе, сказал надломанным сухим баритоном:
— Наша тебе не верит, руса.
— А чему конкретно /ваша/ не верит? — возжелал уточнить Яровой.
— Рота — эта… сильно много, — с трудом подбирая слова и глядя на военного из-под всклокоченных насупленных бровей, пояснил старик. — А сильно много народ… в наша горах не спрячешь. Наша бы их… видеть. Да и пленный ты бы отбил сам — без наша помощь…
— Точно — отбил бы. Только мертвого, — подтвердил русский. — Недосуг мне затяжные бои и осады затевать — не воевать я в горы ходил, а по другой задаче.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88