В одну «распрекрасную» (по выражению Роберта) ночь все командиры были схвачены и куда-то отвезены («отловлены» — по выражению Роберта). Ребята во дворе говорили, что их сразу же и расстреляли из пулеметов.
На другой день, поздно вечером, в гостях у Никиных родителей сидел сводный брат нашей соседки, Сергей Владиславович Смирнов. Сначала он не говорил ничего. Пил крепкий чай с лимоном и плакал. Потом шепотом прокричал: «Всех сразу! Боже, какие они были молодые, добрые, красивые!» Его шурин, красавец Георгий Константинович Дрежельский, отчеканил над своей рюмкой портвейна: «Ты говоришь вздор, Сережа. Я тоже молодой и красивый. Плачь обо мне, а не о тех, кто взят в руки меч да от меча погиб».
Отец Ники давно спал здесь же, за перегородкой, а мать — в соседней комнате, с малышами. Ника сидел на диване, в тени зеленого абажура. Дедушка Тимофей сказал: «Не сердитесь, Георгий Константинович, но слишком много гибнет тех, кто и меча-то взять в руки не успел, кто и помыслить об этом не имел времени». «Я понимаю, — обрадованно проговорил Ника, — меч — это метафора». «Не думаю, — заметил дедушка. — Меч — это меч». (С Никой, хотя ему было тогда не более 11 лет, дедушка говорил, как со всяким другим человеком.) «Но теперь-то я наконец понимаю, — вскричал Ника. — Сначала христиане убили колдунов, потом красногвардейцы убили христиан, а теперь кто-то убил красногвардейцев».
Пересказывая мне это выступление Ники, Роберт назвал его «теорией исчезновения видов» и добавил: «Ника в детстве был блистателен. Может быть, даже гениален, а?» Ника не сообщил Роберту, чем кончилась эта беседа (я думаю, что потрясенные слушатели на этом и разошлись). Но я мог легко восстановить первоначальный источник Никиной информации о колдунах. Им, безусловно, был все тот же Гарик Першеронов. В самом начале 1937 года под секретом сообщил мне и Роберту (мы ходили взад-вперед вдоль забора нашего дома) следующие сведения касательно колдунов: «Основным содержанием истории человечества является борьба двух групп колдунов — злых и добрых. Все правительство — предатели Родины и враги народа. ЦК — тоже. Все они — в руках злых колдунов. Только один Ворошилов — нет. Я это совершенно точно знаю. Москва и страна — в их руках. Им даже убивать не надо. Они просто заколдовали место, и там люди сами мучают и терзают друг друга. Я это доподлинно знаю, потому что я связан с тайным союзом добрых колдунов». Услышав это все, Роберт пришел в необычайное возбуждение и сказал, что срочно нужно домой. После его ухода Гарик мне объяснилл, что Роберт вовсе не домой пошел, а к Нике, чтобы рассказать ему о колдунах. Совершенно очевидно, что версия Ники явилась результатом творческого синтеза информации, точно переданной ему Робертом, и его, Мики, собственных соображений по этому и другим поводам.
Глава третья: А может быть, все-таки передумаешь?
Теперь я перейду к рассказу о том, что случилось с Никой где-то в конце 1936-го или в самом начале 1937-го, то есть заведомо до истории с арестованными командирами. В отличие от двух уже сообщенных выше событий это было не пассивным присутствием, а, скорее, приключением , в центре которого Ника, вольно или невольно, оказался и которое, мне думается, произвело сильнейший сдвиг во всем его мировосприятии. Может быть, даже определило дальнейший ход его жизни. В начале 1938-го Ника систематически изложил все это Роберту, а в конце 1959-го Роберт, не менее систематически, пересказал это мне. В самом кратком изложении это будет примерно так.
Весь Обыденский с раннего утра был завален мокрым снегом, и потому без устали работали сразу две снеготаялки. Сотни мальчиков и девочек катались на санках и лыжах, беря разбег от Первой опытно-показательной, Памяти жертв царского произвола и имени товарища Лпешинского школы, мимо Ильи Обыденского и дальше круто вниз, к Соймоновскому проезду и забору строительства Дворца Советов.
У Мики не было санок (о них не могло быть и речи при тогдашних, крайне стесненных обстоятельствах его семьи). Он долго топтался в глубоком снегу, глядя на съезжавших счастливцев, и уже успел промочить себе валенки, когда кто-то положил ему руку на голову. Ника обернулся и увидел очень худого юношу, одетого в длинное мохнатое пальто с поясом, фетровую шляпу и черные вязаные варежки.
И вот разговор, который произошел между ними.
— Ну что, глядишь на чужие санки и завидуешь?
— Я, разумеется, хочу иметь санки, но чувство зависти мне органически чуждо.
— Ого-го! Ну и речь! Ты что, много читаешь?
— Безусловно, много. Но больше всего я читаю одну и ту же книгу. Угадайте — какую?
— У меня нет времени угадывать. Что это за книга?
— У меня сложилась такая привычка, я все время читаю «Робинзона Крузо». С бабушкой я читаю эту книгу по-немецки, по-французски и по-английски.
— А дедушка что делает?
— Когда мы читаем, дедушка всегда находится где-нибудь в другом месте, а папа или на работе, или спит.
— Я тебя не спрашивал отвоем отце. Приучись по крайней мере не отвечать на те вопросы, которые не задают. Иначе шансов выжить у тебя останется совсем немного.
— Даже меньше, чем у Робинзона Крузо сразу же после кораблекрушения?
— Намного меньше. Ведь ты пойми: онт очутившись на берегу, уже спасся, А я уже погиб, да и ты сам тоже — почти погиб.
— А, я понимаю. Вы, кажется, имеете в виду слухи о новой страшной эпидемии, которая неминуемо унесет миллионы жертв и на которую есть даже намек в журнале «Всемирный следопыт»?
Ника жутко испугался. Хуже, чем тогда, перед церковью. Его новый собеседник посмотрел на него внимательно, без всякого сострадания, и сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37