Марк подумал, что спускаться, чтобы подслушивать, нехорошо. Тем не менее спустился и, дойдя до седьмой ступеньки, прислушался. Молодая женщина двигалась бесшумно, чтобы никого не разбудить. Марк слышал, как она выпила стакан воды. Так он и думал. Едешь прямо перед собой, уверенно несешься в неизвестность, принимаешь твердые и противоречивые решения, но на деле виляешь из стороны в сторону и возвращаешься назад.
Марк примостился на седьмой ступеньке. Его мысли сталкивались, наезжали одна на другую или разбегались. Как плиты земной коры, которые ухитряются перемещаться по тому скользкому и раскаленному, что находится под ними. По расплавленной мантии. Страшно подумать о плитах, которые разъезжаются во все стороны по поверхности Земли. Невозможно устоять на месте. Тектоника плит – вот что это такое. Ну а у него тектоника мыслей. Вечно они скользят, а иногда неизбежно сталкиваются. Как тут не оказаться в дерьме? Когда плиты расходятся, получается вулканическое извержение. Когда сталкиваются – тоже вулканическое извержение. Что случилось с Александрой Хауфман? К чему приведут допросы Легенека, почему София сгорела в Мезон-Альфоре, любила ли Александра того типа, отца Кирилла? Стоит ли ему носить кольца и на правой руке, и почему, чтобы петь, нужен базальтовый камешек? Ага, базальт. Когда плиты расходятся, наружу выходит базальт, а когда плиты надвигаются одна на другую, что-то еще. Что? Как его… Андезит. Точно, андезит. А почему не одно и то же? Неизвестно, он уже не помнит. Он слышал, как Александра готовится лечь спать. А он, сидя в четвертом часу утра на деревянной ступеньке, ждет, пока улягутся тектонические сдвиги. Почему он так набросился на крестного? Приготовит ли им завтра Жюльет «плавучий остров» «Снежки», взбитые яичные белки, выложенные на английский крем.

, как она часто делает по пятницам, признается ли Реливо, что у него любовница? Кто наследники Софии, не слишком ли смел его вывод о сельской торговле в Средние века, почему Матиас не желает носить одежду?
Марк потер руками глаза. Он достиг момента, когда беспорядочные мысли сплелись в такую плотную сеть, что в нее не просунешь и иголки. Остается только все забыть и попытаться заснуть. Отход на тыловые позиции, как сказал бы Люсьен, отступление от линии огня. А сам-то Люсьен вулканоизвергался? Нет такого слова, вулканоизвергаться. Вулканизировать? Тоже нет. Люсьена скорее следует отнести к разряду хронической вялотекущей сейсмической активности. А Матиас? У Матиаса вообще нет никакой тектоники. Матиас – это вода, водная стихия. Бескрайняя водная стихия, океан. Океан, охлаждающий лаву. Однако в глубине океана не так уж спокойно, как кажется. Там внутри тоже есть свои залежи дерьма, но нет порядка. Провалы, разломы… А совсем глубоко, возможно, даже водятся мерзкие твари – неизвестные животные виды. Александра легла спать. Снизу уже не доносилось ни звука, все погрузилось в темноту. Марк закоченел, но холода он не чувствовал. Лестница вновь осветилась, и он услышал, как по ступенькам тихонько спускается крестный и останавливается рядом с ним.
– Правда, Марк, шел бы ты спать, – шепнул Вандузлер.
И удалился, светя себе карманным фонариком. Разумеется, пошел помочиться во двор. Ясное, простое и спасительное действие. Старина Вандузлер никогда не интересовался тектоникой плит, хотя Марк нередко ему о ней говорил. Марку не хотелось торчать на своей ступеньке, когда он будет возвращаться. Он быстро поднялся к себе, открыл окно, чтобы впустить свежий воздух, и лег. Зачем это крестный захватил с собой пластиковый пакет, если просто вышел помочиться на улицу?

20

На следующий день Марк и Люсьен повели Александру ужинать к Жюльет. Допросы начались и обещали стать затянутыми, долгими и бессмысленными.
Пьера Реливо допрашивали этим утром второй раз. Вандузлер передавал всю информацию, которую сообщал ему инспектор Легенек. Да, у него в Париже есть любовница, но он не понимает, какое им до этого дело и откуда они узнали. Нет, Софии ничего не было известно. Да, он унаследует третью часть ее состояния. Да, это огромная сумма, но он бы предпочел, чтобы София осталась жива. Если они ему не верят, пусть идут к черту. Нет, у Софии не было врагов. Любовник? Вряд ли.
Потом допрашивали Александру Хауфман. Повторяли все по три раза подряд. Ее мать наследует треть состояния Софии. Но ведь мать ни в чем ей не отказывает, правда? Так что она непосредственно выигрывает от притока денег в семью. Да, конечно, и что с того? Зачем она приехала в Париж? Кто может подтвердить приглашение Софии? Где она была этой ночью? Нигде? Верится с трудом.
Допрос Александры продолжался три часа.
Ближе к вечеру допросили и Жюльет.
– Жюльет, похоже, не в духе, – сказал Марк Матиасу в перерыве между двумя блюдами.
– Легенек ее обозлил, – объяснил Матиас. – Не верил, что певица могла дружить с хозяйкой бистро.
– Думаешь, Легенек нарочно выводит людей из себя?
– Может быть. Во всяком случае, если он хотел ее обидеть, ему это удалось.
Марк взглянул на Жюльет, молча расставлявшую бокалы.
– Пойду скажу ей пару слов, – сказал Марк.
– Бесполезно, – возразил Матиас, – я уже говорил.
– Может, у нас разные слова? – предположил Марк, на секунду встретившись с Матиасом взглядом.
Он поднялся и прошел между столиками к стойке.
– Не беспокойся, – шепнул он Матиасу на ходу, – ничего умного я ей сказать не смогу. Просто хочу попросить о большой услуге.
– Поступай, как знаешь, – сказал Матиас.
Марк облокотился на стойку и знаком подозвал к себе Жюльет.
– Тебе обидел Легенек?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70