Тогда он обошел другую половину кладбища со стороны улицы Эмиль-Ришар, но тоже ничего не нашел. Немного обеспокоенный, он вернулся к воротам и спросил у охранника.
– Первый раз его спрашивают, – недовольно проворчал тот. – Он сегодня не приходил. А вам зачем? Если жажду ему утолить, – он указал на бутылку, – то это подождет. Небось отсыпается после попойки.
– И часто он так?
– Нет, никогда, – заверил охранник. – Наверное, заболел. Извините, мне пора делать обход. Тут всякое отребье шляется.
Луи шел по улице, ощущая глухую тревогу. Если Секатор сбежал, можно ждать чего угодно. Нужно срочно предупредить Луазеля. Луи сел в автобус до Монружа, а потом долго плутал по улицам, пока не нашел убежище Секатора. Небольшой домишко с облупившейся штукатуркой стоял между заброшенным пустырем и кафе с мутными стеклами. Соседка показала ему комнату Тевенена.
– Но его сейчас нет, – добавила она, – по-моему, у него на службе есть где переночевать. Ловко некоторые устраиваются.
Луи прижал ухо к двери и постучал. Из квартиры не доносилось ни звука. Он постучал еще.
– Если я говорю, что его нет, значит, его нет, – обиженно сказала соседка.
Прижимая к груди бутылку сансера, пересаживаясь из одного автобуса в другой, Луи доехал до комиссариата Луазеля. Он хотел убедить его последить за улицами, не называя имен Клермона и Секатора, никому не повредив. Теперь невозможно было не упомянуть о двух убийствах в Невере. Луазель рано или поздно узнает об изнасиловании в парке, если уже не узнал. Нужно отвлечь его от Клемана, настоять на поэме и Черном Солнце. Выбрать наилучший угол атаки будет нелегко, Луазель не дурак.
– Есть что-нибудь новое по следам на ковре? – спросил Луи, усаживаясь напротив коллеги.
Луазель протянул ему сигарету-соломинку.
– Ни-че-го. Это определенно следы пальцев, но и только. Ничего особенного на ковре не обнаружили.
– А следов помады не было?
Луазель нахмурился, выпуская дым.
– Ты, часом, не играешь в рыцаря-одиночку, Немец?
– С какой стати? Я в отставке, если ты помнишь.
– А при чем тут помада?
– Честно говоря, сам не знаю. Думаю, убийца истребил уже кучу народа, прежде чем занялся этим в Париже. Сначала была некая Николь Вер-до, которую он убил сразу после изнасилования, и Эрве Русле, его сообщник, который мог проговориться. Похоже, потом он вошел во вкус и задушил и меньше чем через год изрезал вторую женщину, Клер Отисье. Ты найдешь их имена в архиве. Дело закрыли, убийцу не нашли.
– В каком архиве? – спросил Луазель, хватаясь за ручку.
– Как думаешь, где это произошло?
– В Невере?
– Точно. Девять и восемь лет назад.
– Клеман Воке, – выдохнул Луазель.
– Он не единственный обитатель Невера. Он был при изнасиловании, все равно ты об этом узнаешь, и я предпочитаю, чтобы ты узнал это от меня. Он просто был свидетелем и защитил женщину. Он не насильник и не убийца.
– Не дури, Немец. Ты что, защищаешь этого типа?
– Вовсе нет. Но уж больно легко мы на него вышли.
– До нового приказа мне некого больше ловить. Откуда ты все узнал?
– Дело Клер Отисье всплыло в моем архиве. Тот же почерк, как говорится.
– А остальное? Изнасилование?
Луи предвидел этот вопрос. Луазель говорил резко и был напряжен.
– Вычитал в местной газете, когда рылся в архиве.
Луазель стиснул зубы.
– Зачем? Что ты искал?
– Хотел понять, кто мог ненавидеть Воке.
Луазель помолчал.
– А помада? – спросил он.
– По делу об убийстве Клер Отисье проходил свидетель. Я вчера был в Невере и разговаривал с ним.
– Зачем же так утруждаться ради нас! – вспылил комиссар. – Полагаю, моя линия была занята и ты не смог дозвониться?
Луи медленно встал, опираясь ладонями о стол.
– Мне не нравится твой тон, Луазель. Я не собираюсь ни перед кем отчитываться. Сейчас я твердо уверен кое в чем и пришел поделиться с тобой. Если тебя это не устраивает, если тебе не интересно, я ухожу, разбирайся сам.
«Хочешь мира, готовься к войне», – подумал Луи, хотя эта поговорка ему никогда не нравилась.
– Выкладывай, – бросил Луазель после короткой паузы.
– Этот свидетель, Бонно, видел, как убийца что-то подобрал с пола у головы жертвы. По его словам, хотя он точно не разглядел, это был тюбик губной помады. Он подумал, что убийца – женщина.
– Что еще?
Луи снова сел. Луазель успокоился.
– Стихи, которые я тебе показывал в прошлый раз. Дело принимает серьезный оборот. Эти стихи целых два месяца висели в метро перед самым Рождеством. Я бы хотел, чтобы ты проследил за улицами Луны, Солнца и Золотого Солнца. И надо предупредить всех одиноких женщин. Улицы небольшие.
– Куда ты клонишь с этим метро?
– Предположим, убийца псих, параноик и маньяк…
– Это и так ясно, – пожал плечами Луазель. – И что? Не думаешь же ты, что он выбрал поэму как путеводную нить?
– Нет, она сама его выбрала. Допустим, он хочет истребить всех женщин на свете, но предположим также, что он не так глуп, чтобы рисковать собой и ввязываться в бесконечную бойню. Предположим, что он труслив и расчётлив и решает избрать несколько женщин в качестве образца. Но у этого образца должен быть смысл, он должен подходить к любым женщинам. Часть символизирует целое.
– С чего ты взял?
– Да ни с чего. Это моя теория.
– Ага… здорово. И что ты еще придумал?
– Я искал смысл, который мог стать ключом к разгадке.
– И нашел стихи? – хмыкнул Луазель.
– Именно стихи, которые он четыре раза видел в метро, как будто их послала ему Судьба или что-то другое, что тоже можно принять за веление свыше: картинка на сахарной обертке или школьная тетрадь в сточной канаве, визит Свидетелей Иеговы или гадалка у супермаркета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59