» Лежа на спине в семейных трусах, пялюсь на кусок порванного галстука, болтающийся на крюке.
«Monster Mash» заканчивается. Радостный диджей говорит:
– Счастливого Дня всех святых, Нью-Гэмпшир! Я поднимаюсь с пола и одеваюсь. Иду через кампус в столовую. Надо с этим заканчивать.
Лорен
Сначала я вижу этого мудилу на почте, где он выбрасывает письма, не глядя. Затем подходит ко мне, когда я сижу с Роксанн за ланчем. Сижу в темных очках, читаю «Арт-форум». У нас на двоих бутылка пива, которую нам оставил некто, называющий себя Весельчак Свинтус. Возможно, Роксанн спала с ним. На Роксанн футболка и жемчуг, волосы сильно загелены. Я пью чай и стакан воды, чтоб запить таблетку, есть не хочется. Когда он присаживается, Роксанн смотрит на него с подозрением. Он снимает солнечные очки. Окидываю его взглядом. И с этим человеком я занималась сексом?
– Привет, Роксанн, – говорит он.
– Привет, Шон. – Она поднимается. – Увидимся, – говорит она, берет книгу и уходит, но возвращается за пивом.
Киваю, переворачиваю страницу. Он отхлебывает из моего стакана. Закуриваю.
– Я пытался покончить с собой утром, – безучастно произносит он.
– Покончить с собой? Неужели? – спрашиваю я, глубоко и жадно затягиваясь.
– Да, – говорит он.
Он нервничает, постоянно смотрит по сторонам.
– Ага. Конечно, – скептически бормочу я.
– Правда. Я пытался повеситься.
– Страсти какие. – Зеваю. Переворачиваю страницу. – Неужто?
Он смотрит на меня так, будто хочет, чтобы я сняла солнечные очки, но я и подумать не могу, чтобы взглянуть на него без голубоватых теней. В конце концов он говорит:
– Нет.
– Если ты действительно хотел повеситься, – спрашиваю, – что вдруг? Вина заела?
– Думаю, мы должны поговорить.
– Нам не о чем разговаривать, – предупреждаю я его, и, что самое удивительное, – действительно не о чем.
Он по-прежнему нервно оглядывает большую столовую, вероятно, в поисках Джуди, которая, после того как сорвалась и все рассказала, уехала в Нью-Йорк с Франклином на празднование Хеллоуина в «Ареа». Он выглядит грустным, словно у него что-то на уме. И я не понимаю, почему до него не доходит, что я хочу, чтобы он оставил меня в покое, что мне на него наплевать. Неужели он до сих пор думает, что в самом деле мне нравится? Что он вообще мне когда-нибудь нравился?
– Мы должны поговорить, – говорит он.
– Но я повторяю – нам не о чем разговаривать, – улыбаюсь я и отхлебываю чая. – О чем ты хочешь поговорить?
– Что происходит? – спрашивает он.
– Послушай. Ты выебал Джуди. Вот что.
Он молчит.
– Было или нет? – спрашиваю я; как глупо, как скучно.
– Не помню, – произносит он через какое-то время.
– Не помнишь?
– Слушай, ну что ты делаешь, это, из мухи слона. Я понимаю, тебе больно и ты расстроена, но ты должна знать, что это ничего не значило. Хочешь, чтобы я согласился, что чувствую себя дерьмом, потому что это сделал?
– Нет, – говорю я, – не хочу.
– Отлично. Согласен. Я – дерьмо.
– Я чувствую, что меня унизили, – говорю я с намеком на сарказм, но он слишком туп, чтобы это уловить.
– Унизили? Почему же? – спрашивает он.
– Ты переспал с моей лучшей подругой, – говорю я, пытаясь сделать вид, что злюсь, сжимаю чашку, слегка проливаю, пытаясь изобразить хоть какое-то чувство.
В конце концов он произносит:
– Она тебе не лучшая подруга.
– Нет, лучшая, Шон.
– Ну, – говорит он, – я этого не знал.
– Это неважно, – громко говорю я.
– Что неважно? – спрашивает он.
– Ничего. – Я поднимаюсь.
Он хватает меня за запястье, когда я тянусь за журналом.
– Почему же ты спала со мной, если тебе было известно? – спрашивает он.
– Потому что мне было все равно, – говорю я.
– Я знаю, что тебе не все равно, Лорен, – говорит он.
– Ты жалок и запутался, – говорю я ему.
– Погоди минутку, – говорит он, – да кого вообще ебет, скольких я выебал? Или кого выебал? С каких, это самое, пор ебаться с кем-то еще означает, что я, это самое, тебе не верен?
Я раздумываю над его вопросом, пока он не отпускает мое запястье, и начинаю смеяться. Ищу глазами столик, чтобы пересесть. Может, пойти на занятия? Какой сегодня день?
– Ты прав, наверно, – говорю я, пытаясь организовать себе выход.
Прежде чем отхожу от него, по-прежнему гадая о Викторе (не думаю ни о чем особенном, просто смутные никчемные мысли), он спрашивает:
– Почему же ты меня не любишь, Лорен?
– Убирайся-ка ты отсюда, – говорю.
Шон
Что было дальше.
Мы с Норрисом в его красном «саабе» едем в город. Норрис устал, у него похмелье (перебор MDA, перебор секса со всевозможными первогодками). Он ведет слишком быстро, но я об этом помалкиваю; пялюсь себе в окно на серые облака, проплывающие над красными, зелеными и оранжевыми холмами, по радио орет «Monster Mash», возвращая меня в сегодняшнее утро.
– Лорен узнала про Джуди, – говорю я ему.
– Как? – спрашивает он, открывая окно. – Моей трубочки нет в бардачке?
Я смотрю.
– Нет. Ей Джуди рассказала.
– Манда, – говорит он. – Ты шутишь? Зачем?
– Можешь себе представить? Не знаю, – говорю я, тряся головой.
– Господи. Она бесится?
Мы проезжаем местную красотку, она продает нашивки и тыквы возле школы. Норрис притормаживает.
– Кто бесится?
– Кто бы то ни было, – отвечает Норрис – Могу поклясться, что моя трубочка была там. Взгляни еще раз.
– Да. Она бесится, – говорю – А ты бы не бесился, если б девушка, которую ты любишь, переспала с твоим лучшим другом?
– Точно. Мрачняк.
– Да. Я должен с ней поговорить.
– Конечно. Конечно, – говорит Норрис – Но она уехала в Нью-Йорк на выходные.
– Что? Кто? Лорен?
– Нет. Джуди.
Я не ее имел в виду, но мне все равно спокойнее:
– В самом деле?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83