Я притворяюсь, что не расслышала. Иногда он не бреется, и от этого у меня горит кожа. Я не люблю его, мурлычу я себе под нос за ужином; он напротив меня с другими склизкими литературоведами, все в черном, демонстрируют черствое и все же едкое остроумие, и я в шоке от того, какой он неприметный. Но сама-то ты помнишь, как выглядит Виктор? Нет, не помнишь. Его нешуточно переклинило, когда я повесила себе на дверь записку: «Если позвонит моя мать – меня нет. И постарайтесь ничего не передавать. Спасибо». Я пытаюсь бросить курить. Забываю покормить кота.
– Я хочу попутешествовать со своим отцом до того, как он умрет, – сказал Франклин за ланчем.
Я ничего не говорила долгое время, а затем он спросил:
– Ты обдолбалась?
И я ответила:
– Обдолбалась, – и закурила очередную сигарету.
Шон
Ни за что не повезу чувака на автовокзал. Поверить не могу, что он вообще меня об этом попросил. У меня ужасное похмелье, чувствую, будто блевану сейчас кровью, я проснулся на полу в чьей-то комнате, мне холодно, настроение ни к черту, и я должен Руперту пятьсот баксов. Он, судя по всему, в ахуе и пригрозил меня прикончить. Не могу поверить, что я на ногах в такую рань. Купил луковый багель в буфете, на улице холодина, но я все равно пытаюсь его слопать. Пол уже на месте – с сумкой, в солнечных очках и в длинном пальто, читает какую-то книжку. Я бормочу ему доброе утро.
– Только встал? – спрашивает он с ехидной улыбочкой.
– Да. Пропустил занятие по гитаре. Черт.
Сажусь на мотоцикл и завожу его. Протягиваю Полу багель, чтобы подержал. Поворачиваю зажигание. Решаю просто сыграть в дурака – притвориться, что мотоцикл не заводится. Он не сможет просечь.
– Ты побрился, – говорю я, пытаясь завести разговор, отвлечь его внимание от мотоцикла.
– Да, начал немного зарастать, – говорит он.
– Для мамы стараешься? Очень хорошо, – говорю я.
– Ага, – говорит он.
– Хорошо, – говорю я.
– Можно откусить? – спрашивает он.
Еще чего? Не хочу я давать ему кусать свой багель. Но отвечаю:
– Конечно.
Завожу мотик, звеню ключами, снова даю ему заглохнуть. Ставлю ногу на педаль газа, выключаю поворотом запястья. Потом снова завожу. Мотоцикл выдает кашляющие звуки, мотор глохнет.
– Черт подери, – говорю я. Прикидываюсь, что снова пытаюсь завести. Мотоцикл, конечно же, не заводится ни в какую.
– Блядь. – Слезаю с мотоцикла и нагибаюсь. Он пристально меня разглядывает.
– Что не так? – спрашивает.
Не знаю, что сказать, так что выдаю:
– С толкача заведется. Улыбаюсь про себя.
– Толкать? Господи Исусе, – бормочет он, глядя на часы.
Снова залезаю на мотоцикл и опять выдаю свой номер. Мотоцикл, естественно, не заводится.
– Не завести, – говорю я ему.
– Что мне делать? – вопрошает он.
Сидя на мотоцикле, оглядываю общий корпус, приканчиваю холодный багель, зеваю.
– Который час?
– Одиннадцать, – отвечает он.
Врет. Еще без четверти. Продолжаю в такт:
– У тебя автобус в полдвенадцатого, верно?
– Верно, – отвечает он.
– Уйма времени, чтобы кого-нибудь найти, пусть меня подтолкнут. – Снова зеваю.
Он смотрит на часы.
– Не знаю.
– Я найду кого-нибудь. Гетч это сделает.
– Гетч сейчас на музыке для детей-инвалидов, – говорит он мне.
Я знал об этом.
– В самом деле? – спрашиваю его.
– Да.
– Я этого не знал, – говорю я. – Не знал, что Гетч принялся за это.
– Я возьму такси, – говорит он. Слава богу.
– О’кей, – говорю я.
– Не беспокойся, – говорит он.
– Извини, чувак.
– Все в порядке.
Он раздражен. Слезает с мотоцикла, засовывает книжку в сумку и поправляет очки.
– Увидимся в воскресенье, о’кей? – спрашивает.
– Да. Пока, – говорю я.
Возвращаюсь обратно в комнату и пью найквил, чтобы заснуть. Я слыхал, что торчки вставляются им, когда не найти героин или метадон. Дело делает. Единственная проблема в том, что мне снится Лорен и она вся голубая.
Пол
В пятницу утром я ждал Шона возле его мотоцикла на студенческой парковке. Было еще половина одиннадцатого, а от кампуса до автовокзала в городе ехать минут пять от силы, но мне хотелось попасть туда заранее. Когда мне было шестнадцать, я должен был встретиться с родителями в Мексике. Они прилетели неделей раньше, а мне сказали, что если я хочу с ними встретиться, то могу купить билет и приехать в Лас-Крусес. Добравшись до аэропорта О’Хара, я понял, что опоздал на самолет до Мехико. А когда вернулся к машине, обнаружил на лобовом стекле штрафной талон за неправильную парковку. Я остался дома, закатил вечеринку, загубил дизайнерский диван от Слоун, посмотрел одиннадцать фильмов и всю неделю не ходил в школу. Наверное, поэтому на меня находит паранойя всякий раз, как я собираюсь куда-то отправиться. С тех самых пор я приезжаю в аэропорты и на вокзалы гораздо раньше, чем нужно. Хотя было без двадцати одиннадцать и я знал, что наверняка успею на автобус до Бостона, тем не менее ни на книге «Источник», которую читал, ни на чем-либо другом сконцентрироваться я не мог. Прошлым летом Митчелл сказал мне, что я безграмотный и должен больше читать. Поэтому он дал мне «Источник», и я за него принялся довольно неохотно. Когда однажды, сидя в кафе, я сказал Митчеллу, что мне не понравился Говард Рорк, он сказал, что ему надо в туалет, и так и не вернулся. Я расплатился по счету. Помню, родители купили мне чучело игуаны и провезли его для меня контрабандой через таможню. Зачем?
Пришел Шон и, заигрывая как сука, подметил, что я побрился. Мотоцикл не завелся, поэтому на автовокзал я решил доехать на такси. Шон был смущен, и мне было жалко, что его мотик не завелся, и он выглядел так, будто действительно будет скучать по мне, и я решил, что позвоню ему, когда доеду до Бостона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83