— Плюнь на Мартина. Кроме того, какая разница, если мы с другими встречаемся? Не говори, что тебе есть разница или что мне есть.
— Встречаемся или ебемся?
— Ебемся. — Она вздыхает. — Я думаю. — Пауза. — Наверное.
— Ладно, — говорю я. — Кто знает, верно? Потом она спрашивает — улыбаясь, растирая мне мышцы живота маслом для загара:
— А тебе не все равно было, спала я с ним или нет? — А затем: — Неплохо очерчено.
— Все равно, — в конце концов отвечаю я.
Меня будит стрельба. Смотрю на Мартина — тот лежит на животе, голый, дышит ровно, между нами Кристи, а еще две пушистые пятнистые кошки и морская свинка — я ее раньше не видел, на ней крошечное бриллиантовое ожерелье. Еще пара выстрелов, и Мартин с Кристи вздрагивают во сне. Вылезаю из постели, натягиваю «бермуды» и футболку «Флип», на лифте спускаюсь в вестибюль, надеваю солнечные очки, потому что глаза опухли. Двери лифта разъезжаются — еще два выстрела. Я медленно иду по темному вестибюлю. Ночной портье, загорелый блондин, лет, наверное, двадцати, с плеером на шее, выглядывает из дверей наружу. Снаружи на Уилшир перед многоквартирным домом напротив стоят семь или восемь полицейских машин. Из дома доносится еще выстрел. Портье ошеломленно таращится, раскрыв рот, в наушниках — «Жуткие тяготы». На конторке мерцает большой синий коктейль «чавк».
— Что творится? — спрашиваю я.
— Не знаю, — отвечает портье. — По-моему, у какого-то мужика там жена и он типа грозится ее убить, что ли. Что-то такое. Может, уже убил. Может, он уже кучу народа поубивал.
Я подхожу ближе — главным образом потому, что мне нравится песня у него в наушниках. В вестибюле так холодно, что у нас пар идет изо рта.
— По-моему, там спецназ в доме, уговаривают его, — прибавляет портье. — Лучше б вы дверь не открывали.
— Не буду, — обещаю я.
Еще один выстрел. Еще одна полицейская машина. Потом «скорая». Из фургона вылезает моя мачеха — была мачехой десять месяцев, мы в итоге переспали пару раз. Мачеха на свету, перед камерой. Я зеваю, содрогаясь.
— От выстрелов проснулся? — спрашивает портье.
— Ага, — киваю я.
— Ты на одиннадцатом живешь, верно? К тебе часто ходит парень, который клипы снимает, Джейсон, что ли?
— Мартин? — спрашиваю я.
— Ага, очень приятно. Меня Джек зовут, — говорит портье.
— Меня Грэм. — Мы жмем друг другу руки.
— Я с Мартином говорил пару раз, — говорит Джек.
— Про… что?
— Ну, он просто знает кое-кого в группе, куда я чуть не попал. — Джек достает пачку сигарет с гвоздикой, предлагает мне. Еще три выстрела, наверху уже кружит вертолет. — А ты чем занимаешься?
— Учусь.
Джек дает мне прикурить.
— А, да? Где учишься?
— Я учусь в… — Пауза. — Э… я учусь в Юж… в — э… — Южнокалифорнийском.
— А, да? Первокурсник, что ль?
— Осенью буду второкурсник. Наверное.
— А, да? Круто. — Джек на минуту задумывается. — А Тима Прайса знаешь? Блондин такой? Весьма импозантен, но как бы самое большое чудовище на земле. Он в студенческом совете, кажется?
— По-моему, нет, — отвечаю я.
По ту сторону Уилшира кто-то ужасно вопит, потом что-то дымится.
— А Дирка Эриксона?
Я минуту якобы размышляю, потом отвечаю:
— Нет, по-моему нет. — Пауза. — Зато я знаю одного человека, его зовут Вал. — Пауза. — Довольно приличный, а его семье фактически принадлежит озеро Тахо.
Подъезжает еще одна полицейская машина.
— А ты учишься? — после паузы спрашиваю я.
— Нет, я вообще-то актер.
— Правда? Где снимался?
— В рекламе жвачки. И девчонкин друг в «Клирасиле». — Джек пожимает плечами. — Если не хочешь заниматься всякой дрянью, в этом городе работы не найти. А я хочу.
— Да уж, я думаю.
— Я вообще-то клипами хочу заняться.
— Ага, отец. Клипами.
— Ага, и Марк — очень удачное знакомство. — Слышен жуткий грохот, что-то опять дымится, подъезжает еще одна «скорая».
— Ты хочешь сказать — Мартин, — говорю я. — Вообще, отец, не помешало бы правильно имена запоминать.
— Ага, Мартин. Удачное знакомство.
— Да, удачное, — медленно соглашаюсь я. Докуриваю, стою у двери, жду выстрелов. Похоже, больше ничего не будет. Джек предлагает мне косяк, но я качаю головой и говорю, что мне бы соку, а потом еще поспать. — У меня наверху в кровати две пятнистые кошки и морская свинка. Я их раньше не видел. — Пауза. — Плюс мне бы еще соку.
— Ага, конечно, отец, я понимаю, — воодушевляется портье. — Сок, мужик. Сок — это хорошо.
Трава пахнет сладко, и мне как бы хочется остаться. Еще выстрел, крики. Я иду к лифту.
— Эй. Тут, по-моему, продолжение намечается, — говорит портье, когда я захожу в лифт.
— Что? — спрашиваю я, придерживая двери.
— Продолжение будет, — повторяет портье.
— Вот оно как. — Я не понимаю, что делать. Портье стоит в дверях, курит косяк. Я смотрю на него, потом на «чавк», и мы оба ждем.
В одиннадцать утра меня будит вызов конференц-связи. Звонят моя мать, отцовский юрист и кто-то со студии, где работает отец. Я слушаю, потом говорю, что сегодня вылетаю в Лас-Вегас, а потом даю отбой, чтобы забронировать билет. Просыпается Мартин, смотрит на меня, зевает. Интересно, куда делась Кристи.
— Ох, блин, — стонет Мартин, потягиваясь. — Сколько времени? Что творится?
— Одиннадцать. У меня отец погиб.
Долгая пауза.
— У тебя… был отец? — спрашивает Мартин.
— Угу.
— Что случилось? — Мартин садится, потом смущенно ложится. — Как?
— Самолет разбился, — отвечаю я. Беру с тумбочки трубку, ищу зажигалку.
— Ты серьезно? — спрашивает он.
— Ага.
— Ты нормально? Справишься?
— Ну, наверное. — Я вдыхаю.
— Ух ты, — говорит он. — Ну, мне, наверное, жаль. — Пауза. — Надо жалеть?
— Не надо, — отвечаю я, набирая номер справочной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57