Закатав рукав, вынимает в темноте ремень и затягивает его выше локтя. Я замечаю дорожку уколов, смотрю на Блер, не отрывающую глаз от руки.
– Что тут происходит? – спрашивает Ким, – Мюриэль, что ты делаешь?
Мюриэль не отвечает, бьет по руке, чтобы найти вену, я смотрю на свою жилетку, меня ведет, оттого что и впрямь похоже, будто Мюриэль пырнули.
Мюриэль берет в руку шприц, Ким шепчет: «Не делай этого», но ее губы дрожат, она возбуждена, я выдавливаю полуулыбку, мне кажется, что она говорит не всерьез, а когда игла входит в руку Мюриэль, Блер встает: «Я ухожу» – и выходит из комнаты. Мюриэль закрывает глаза, шприц медленно наполняется кровью.
Спит говорит:
– Это круто. Фотограф делает кадр.
Когда я закуриваю сигарету, мои руки заметно дрожат.
Мюриэль начинает плакать, Ким гладит ее по голове, но Мюриэль продолжает плакать и течь из всех щелей, кажется, на самом деле она смеется, помада размазана по губам и носу, щеки в потеках туши.
В полночь Спит пытается запустить несколько ракет, но лишь две отрываются от земли. Ким обнимает Димитрия, который, кажется, этого не замечает или ему все равно, он бросает гитару рядом с собой, смотрит в бассейн, мы полукругом стоим возле, кто-то приглушает музыку, так что слышны звуки празднующего города, но слушать там особенно нечего, я все время поглядываю в гостиную, где на кушетке в темных очках лежит Мюриэль, курит и смотрит MTV. Слышно, как на холмах лопаются окна, начинают выть собаки, взрываются шары. Спит роняет бутылку шампанского, американский флаг, висящий занавеской над камином, шевелится под горячим бризом, Ким поднимается и закуривает еще один косяк. Блер шепчет мне: «С Новым годом», снимает туфли и сует ноги в теплую, освещенную воду. Fear так и не приезжают, и вечер заканчивается быстро.


* * *

Дома этой же ночью, где-то под утро, я сижу в своей комнате, устав от видеоклипов, смотрю по кабельному телевидению религиозную программу, на экране двое ребят, священники, а может быть, проповедники, сорока – сорока пяти лет, в строгих костюмах, при галстуках, в розовых солнечных очках, разговаривают о пластинках Led Zeppelin , о том, что, если проиграть их задом наперед, «можно услышать тревожные фразы о дьяволе». Один из них встает и ломает пластинку, складывает ее пополам со словами:
– И поверьте мне, как богобоязненному христианину, мы этого не допустим.
Он говорит, что обеспокоен – пластинки наносят вред молодым людям.
– А молодежь – будущее нашей страны! – кричит он, ломая еще одну пластинку.


* * *

Звонит Рип.
– Джулиан хочет увидеться с тобой, – говорит он.
– Со мной?
– Да.
– Он сказал зачем? – спрашиваю я.
– Нет. Он не знал твоего номера, и я ему дал.
– Он не знал моего номера?
– Он так сказал.
– По-моему, он мне не звонил.
– Он сказал, ему надо поговорить с тобой. Послушай, чувак, я не люблю передавать звонки, так что будь благодарен.
– Спасибо.
– Он сказал, что будет сегодня днем в три сорок в «Китайском театре». Думаю, ты можешь встретить его там.
– А что он там делает? – спрашиваю я.
– А ты как думаешь?


* * *

Я решаю встретиться с Джулианом. Еду к «Китайскому театру» на бульваре Голливуд и там недолго смотрю на отпечатки ног. За исключением молодой пары, фотографирующей отпечатки, и подозрительного вида парня восточной наружности, стоящего возле билетной кассы, никого нет. Загорелый светлый билетер в дверях говорит мне:
– Привет, я тебя знаю. Два года назад на вечере в Санта-Монике, верно?
– Я так не думаю, – отвечаю я.
– Точно. Вечер у Киккера. Помнишь?
Я говорю: «Не помню», потом спрашиваю, открыта ли лавочка. Билетер кивает, впускает меня, и я покупаю кока-колу.
– Но кино уже началось, – замечает он.
– Ничего. Я не хочу смотреть кино, – отвечаю я.
Подозрительный восточный парень все время смотрит на часы и наконец уходит. Я допиваю кока-колу, жду до четырех. Джулиан так и не появляется.


* * *

Я подъезжаю к дому Трента, но Трента нет, я сижу в его комнате, включив видеомагнитофон, звоню Блер спросить, что она делает вечером, может, пойдем в клуб, посмотрим кино, и она говорит: «Давай». Я начинаю рисовать на кусочке бумаги рядом с телефоном, повторяя записанные на ней телефонные номера.
– Джулиан хотел встретиться с тобой, – говорит Блер.
– Да. Я слышал. Он сказал зачем?
– Не знаю, зачем он хочет тебя увидеть. Он просто сказал, что ему надо поговорить с тобой.
– У тебя есть его номер? – спрашиваю я.
– Нет. Они поменяли все номера в доме в Бель-Эре. Я думаю, что он, вероятно, в доме в Малибу. Хотя не уверена… Какое это имеет значение? Он, должно быть, не так уж хочет.
– Ладно, – начинаю я, – может, я заеду в дом в Бель-Эре.
– Хорошо.
– Если придумаешь что-нибудь насчет вечера, позвони, хорошо? – говорю я.
– Хорошо.
Следует долгое молчание, она еще раз произносит: «Хорошо» и вешает трубку.


* * *

В доме в Бель-Эре Джулиана нет, но на двери записка, гласящая, что он может быть в одном доме на Кинг-роуд. Джулиана нет и в доме на Кинг-роуд, во дворе какой-то парень, с короткими светло-платиновыми волосами, в подтяжках и в плавках, качает железо. Он опускает гири, закуривает сигарету и предлагает мне колеса. Я спрашиваю, где Джулиан.
Возле бассейна в шезлонге лежит девушка, светловолосая, пьяная, голос у нее сильно утомленный:
– О, Джулиан может быть где угодно. Он тебе должен деньги? – Девушка вынесла наружу телевизор и смотрит какое-то кино о пещерных людях.
– Нет, – говорю я.
– Тебе повезло. Он обещал заплатить мне за грамм кокаина, который я ему дала. – Она покачала головой. – Не тут-то было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45