Так что не надо нам рассказывать... Успокаивало другое: а что он мог еще предпринять для собственной безопасности? На дереве ночевать? На ветках? Вот уж спасибо... Он и дежурить-то у костра не будет: отогреется, просушится, сдвинет костер в сторону и ляжет спать на теплые камни. И будь что будет! Вот только...
«Ну да, конечно: голова не знает, как жить дальше и, главное, зачем, а желудок...» Семен вдруг осознал, что по-человечески, от пуза, он не ел уже несколько суток: только перекусывал и закусывал. И вот теперь, как только перестали стучать зубы, вдруг захотелось. По-настоящему, прямо, можно сказать, по-звериному.
Он поднял руки и стал рассматривать свои ободранные ладони: «А что, если? А почему бы и нет?»
Обошел костер, у воды встал на четвереньки и, щупая руками мягкий ил, двинулся вперед. Подозрение оправдалось: минут через пять он выбросил на берег четыре пузатых двустворчатых раковины размером чуть больше его ладони.
«Похожи на наших пресноводных беззубок, только крупнее, – подумал Семен. – А беззубками мы, помнится, как-то раз в молодости портвейн „Кавказ“ закусывали и не померли. Может, и эти сойдут? Уж всяко, наверное, не ядовитые».
Он выложил раковины на угли по краю костра. Створки начали раскрываться одна за другой, внутри что-то аппетитно забулькало. В общем, вскоре он опять ползал на четвереньках по отмели и собирал несчастных беззубок.
На вкус вареное мясо моллюсков напоминало ластик – резинку для стирания карандаша советского производства за одну копейку. «Гольный белок, – хмыкнул Семен, когда понял, что, пожалуй, наелся. – Главное, не переваривать, а то совсем жесткие становятся. Вынимать надо сразу, как только раскроются. Впрочем, устриц, кажется, вообще едят сырыми. Надо сделать запас на утро: вдруг я до него доживу».
Наверное, между мозгами и желудком существует некое сотрудничество и взаимопонимание. После всех сегодняшних (и вчерашних) стрессов Семен вдруг ощутил приступ отчаянной беспечности: «А пошло оно всё к черту! Я сыт, и мне тепло. Сдвину костер в сторону, вымету с камней угольки, лягу на прогретое место и буду спать, пока не замерзну!»
Так он и сделал. И уснул сном праведника. И ничего ему не снилось – почти до самого утра. В предрассветных сумерках он проснулся, поправил бревна в костре, придвинулся к теплу замерзшим боком и вновь уснул.
И оказался за столом в гостиничном номере поселка Нижнеюртовск. Пьяный Стивен Линк нес какую-то чушь по-английски, а Юрка сидел напротив, матерно ругался и требовал, чтобы Семен немедленно нашел и отдал ему ЭТО. Нужно идти проверять прибор, а без ЭТОГО он никуда идти не может! Семен пытался ему объяснить, что всё понимает, но ЭТОГО нигде нет – он же сам видит! Ну куда ОНО могло деться?! Для прояснения этого вопроса они вмазали по стопке. Юрка занюхал кулаком, глянул под стол и расхохотался: «Как же мне пить в таком виде?!» Семен тоже заглянул под стол и обнаружил, что продолжения Юрки там нет. И проснулся.
Рассвет то ли уже наступил, то ли вот-вот собирался это сделать, и всё вокруг было окутано молочным туманом. Семен отсырел и изрядно продрог, но, к своему удивлению, чувствовал себя довольно прилично. В физическом смысле. А во всех остальных – просто захлебывался от тоски. Он лежал и думал о том, насколько же легче было предкам, которые всерьез верили в жизнь после смерти – хоть в раю, хоть в аду, хоть в другом теле после перевоплощения. Но он-то ученый-палеонтолог, он изучал остатки трупов живых существ и прекрасно знает, что со смертью всё и кончается. А так хочется сказать: «Ничего, Юрка, скоро мы встретимся. ТАМ ты будешь целым, и мы еще помашем с тобой „посохами“...»
Огромным волевым усилием Семен заставил себя подняться и оживить почти потухший костер. Когда занялось пламя, когда пошло тепло, видимое пространство этого мира стало чуть-чуть уютней, зато почувствовалось, насколько то, что скрыто туманом, враждебно и чуждо. «Зачем я здесь, чего ради? Оно мне надо? А ты, Юрка, всё-таки дурак! Чего ты не позвал к себе Светку? Ваш роман длился целый год. Может быть, ты на самом деле и из Конторы сбежал не ради денег, а чтобы больше с ней не встречаться? Вы же два сапога пара: взбалмошные, агрессивные, скандальные и... с большим дефицитом зла в душе. Вам просто надо было научиться мириться, и у вас было бы постоянное развлечение на всю жизнь. А Олег без меня, наверное, из науки уйдет. Ведь институт заочно окончил, в аспирантуру поступил, материала набрал уже не на одну, а на три кандидатских – всё бросит и уйдет! Нет, это неправильно: если в человеке проснулся дух исследователя, то его не остановят ни маленькая зарплата, ни злая жена, ни... гибель начальника. Он может погаснуть только в том случае, если кончится топливо, если исчезнут цель и смысл. В конце концов, я не могу всё время быть рядом и это топливо подбрасывать – человек должен научиться жить сам, сам выбирать дорогу...
Родители... Я приезжал к ним раз в два-три года и не всегда оставался на ночь. Им и без меня хватает забот с сестрой, ее детьми и мужем. Мама так радовалась, что у меня всё в порядке, что я ни в чем не нуждаюсь, отказывалась от денег... Стоп!»
Семен остановил себя, поняв, что так может зайти очень далеко. Инстинкт самосохранения подсказывал совершенно четко: с этими мыслями нужно завязывать – в ТОЙ реальности он умер, и ничего с этим поделать нельзя. А стоит ли (и можно ли?) жить в ЭТОЙ – не ясно. «Надо чем-то заняться, пока висит туман. Кстати, для ответа на второй вопрос неплохо бы провести инвентаризацию: составить список имеющегося снаряжения с указанием степени износа...»
Как и ожидалось, список получился коротким:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19