Это в сорок-то восемь лет!
Будь моя воля, я бы сослал Гвозлика на Колыму бригадиром золотарей-миллионщиков, а отца заставил бы ходить на футбол и в филармонию – лечить нервы.
– Господи, да зачем нам эта докторская! – вздыхала мама, наливая отцу корвалол. – Хватит нам и кандидатской, хватит доцента! Кому от такой науки прок, если ты по ночам вскрикиваешь! Откажись от этого мозгокрута!
– Не могу! – Отец говорил так, словно ему предлагали отказаться от родины, а не от аспиранта. – Я все-таки педагог и на двадцать лет его старше…
Гвозлик продолжал удивлять общественность. Но по мелочам. То кошка спрыгнула ему на голову и расцарапала прикрытую волосами лысину. То оштрафовали за курение на Дворцовом мосту и прислали сообщение об этом факте в институт. То ножка стула, которым он хлопнул об пол, угодила на большой палец тещиной ноги, и теперь теща ходит в гипсе и не разговаривает с зятем. То в общежитии знакомил приятеля с древней казацкой борьбой – сидя на табуретках, одними руками – и разбил стекло на лестнице…
Грубо, но точно выразилась тетя Зина: «То плетнем придавит, то корова обос…!»

5

Неожиданно Гвозлика как подменили.
У отца даже мелькнула мысль: не снюхался ли он с баптистами?
Во-первых, он отдал бате все долги – все бесчисленные трешки, пятерки, десятки и двадцатки, которыми мой родитель ссужал в разное время бедолагу. Затем, буквально на следующий день, Гвозлик напросился к отцу в попутчики и по дороге к метро пообещал, что отныне всерьез возьмется за диссертацию и ни при каких обстоятельствах не подведет своего научного руководителя.
– Работать и работать! – сообщил свой новый девиз Гвозлик. – Только так!
– Давно пора, – размяк душой батя. – У вас сейчас самый благодарный возраст для науки. Сначала кандидатская, потом, глядишь, докторская. Вы же толковый исследователь, Владимир Альбертович!
– Спасибо за вашу оценку, – потупил глаза Гвозлик. – А пить я точно брошу, как и обещал!
– Хм-мм, – сказал отец. – Может быть, по бутылочке пива?
Они шли через парк ХХХ-летия ВЛКСМ, и папаня решил, что неплохо бы пригласить аспиранта в пивной буфетик, чтобы потолковать по душам и сблизить позиции по сложным жизненным проблемам. Отец только что вернулся из командировки в Лодейное Поле, где неделю принимал экзамены у заочников, и поэтому ответ Гвозлика прозвучал для него загадкой:
– Нет! – Гвозлик остановился как вкопанный и испуганно посмотрел на руководителя. – Я же вам позавчера пообещал, Сергей Михайлович. Теперь даже пива не пью. Все! Хватит! Вы меня убедили!
– В чем? – по инерции спросил отец.
– Ну, вот в этом…
– Позавчера, говорите? – задумался отец.
– Ну да, – кивнул Гвозлик, не решаясь двинуться с места. – Или позапозавчера? Может, я путаю?
– Хорошо, хорошо! – растерянно сказал отец. – Вы идите, а я все-таки бутылочку «Рижского» выпью…
На следующий день Гвозлик поймал батяню в институтском дворе:
– Я хотел только добавить, что совсем не обижаюсь на вас.
– За что не обижаетесь? – на всякий случай спросил отец.
– Вот за это! – Гвозлик осторожно приложил кулак к своей бороде. – Еще и мало поддали. Надо было больше! И вообще, я вас по-настоящему зауважал, Сергей Михайлович! Даже если бы вы меня с моста скинули, как обещали, я бы все равно не обиделся. Заработал – получи! А я заработал…
– Точно не обижаетесь? – участливо спросил отец. – У вас все цело?
– Все цело, – весело махнул рукой Гвозлик. – Бывало и хуже! Не волнуйтесь, всё между нами! Вот, я вам статью для аспирантского сборника принес, возьмите, пожалуйста, на рецензию…
Отец взял у Гвозлика папку с тесемками, извинился и пошел совсем в другую сторону. За углом он быстро развязал папку и увидел в ней листы рукописного текста и несколько графиков на миллиметровке. Действительно, статья…

6

Пробыв три года в аспирантуре, Гвозлик так и не написал диссертацию. Вернее, написал, но она пропала вместе с портфелем на Московском вокзале, когда он, помогая милиции, гнался за сбытчиком наркотиков и ему подставили ножку. Как водится, глупая толпа принялась крутить ему руки, он от обиды разбушевался, и вместо почетной грамоты от министра внутренних дел из транспортной милиции накатали телегу в институт, неправильно трактуя поведение Гвозлика в поддатом виде. Гвозлик и не отрицал, что выпил кружечку пива после трудового дня…
Батя всполошился и собрался сам писать диссертацию за Гвозлика, но его отговорили.
После похорон двоюродной сестры первой мамы Гвозлик тихо уволился с кафедры, и следы его затерялись.
Отец к тому времени остыл к написанию докторской и взращиванию учеников. «Нет, – весело рассуждал он, – крупного ученого и педагога из меня уже не получится. Буду средним». Мама свозила папу в санаторий на Куршскую косу, и вернулись они посвежевшими. «А какие там белочки!» – умилялась мама. «А какая рыбалка! – хвастался отец и косился на телефон: – Мне никто не звонил?»

…Я помнил Гвозлика по фотографии – замаскированная лысина, борода полешком на треугольном лице, взгляд правдоискателя – и поэтому сразу признал его за соседним столиком в пивбаре «Золотое руно», что на Кировском проспекте, неподалеку от киностудии «Ленфильм».
Мы с бригадой вернулись из Северодвинска и отмечали завершение ходовых испытаний, а он сидел с двумя веселыми девицами и доливал себе водку в пиво.
– Я не кто-нибудь, а директор фильма! – возвещал Гвозлик. – В моих руках все финансы и сметы! Если я захочу…
Был восемьдесят третий год, генсеком стал Андропов, и мы совсем не удивились, когда в баре стали проверять документы и интересоваться, почему мы не на работе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47