В ту ночь в библиотеке юному художнику пришлось убедиться во всем воочию. Одному Богу известно, как оплакивал Джованни его смерть. А когда он видел, что Франческо Монтерга безутешно льет крокодиловы слезы на глазах у любого, кто хочет на это смотреть, то отказывался понимать, как умещается в одном теле столько лицемерия. Ведь не было никого более заинтересованного, чем мастер Монтерга, чтобы это происшествие не получило огласки, тем более теперь, когда его наклонности начинали становиться предметом досужих сплетен. Джованни даже не сомневался, что Пьетро убил его учитель. Он был готов донести на Монтергу, но учитель держал юношу в плену его необоримого пристрастия. Поэтому Джованни скрепя сердце пришлось ограничиться трусливым молчанием. И больше он ни во что не хотел вмешиваться. Он решил закрыть глаза, заткнуть уши и повесить замок на рот. Он смирился со своим жребием; единственным утешением для Джованни Динунцио оставалась живопись. Если что-то все еще удерживало юношу на краю пропасти, это была его страсть к живописи.
По отношению к Хуберту Джованни не чувствовал ничего, кроме полнейшего равнодушия. Он со стоической невозмутимостью принимал оскорбления фламандца. Он спокойно сносил прозрачные намеки Хуберта на его провинциальное происхождение, на незнатность рода, на куцее генеалогическое древо — Джованни было нечего стыдиться. Но всякий раз, когда он видел, как оскорбительно фламандец обращается с Пьетро, в его душе поднимался внутренний протест. Юному провинциалу часто приходилось слышать, как Хуберт безнаказанно обзывает Пьетро La Bambina , пользуясь его хрупким телосложением и беззащитностью. Сколько раз возникало у Джованни желание схватить Хуберта за глотку и предложить ему набраться храбрости и поиздеваться над кем-нибудь одного с ним роста! Но он знал, что тем самым только больше унизит маленького Пьетро. С другой стороны, Джованни было известно и о подозрительном интересе Хуберта к запретным тайникам библиотеки. Он видел, как фламандец что-то разнюхивает за спиной у мастера Монтерги и как он прокрадывается в эту сокровищницу каждый раз, когда учитель отвлекается. Но все это было полностью безразлично для Джованни. Ему не было дела ни до одинокого существования Франческо Монтерги, ни до темных происков Хуберта. Единственное, чего желал Джованни, было писать. А еще — не испытывать недостатка в том, без чего он не мог обходиться. И он пытался с помощью бесконечной своей терпеливости сносить постыдные милости, которыми одаривал его учитель.
Вот каким было его существование.
В день, когда исчезли Франческо Монтерга и Хуберт ван дер Ханс, юноша понял, насколько сложна его ситуация. Он знал, что всем был необходим виновный и что виновного следовало искать в мастерской. А поскольку он оставался единственным, кто пережил эту необъяснимую трагедию, другого выбора у дознавателей не было. Когда Джованни решился обратиться в герцогскую комиссию, он шел туда в уверенности, что сам копает могилу, в которой его похоронят.
V
Чего не ведал Джованни Динунцио — так это причины, заставившей Франческо Монтергу пуститься в погоню за Хубертом ван дер Хансом. Правда, Джованни знал, что интерес Хуберта к библиотеке был прямо пропорционален интересу мастера к его личным вещам. С тем же тайным постоянством, какое заставляло фламандца рыться в бумагах, старый художник осматривал аккуратно сложенные пожитки своего ученика.
Чего Джованни никогда и не узнал — так это оснований, которые имелись у каждого из двоих для подобного поведения. На самом деле, когда мастер Монтерга решил принять Хуберта в ученики, он сделал это по двум причинам. У первой был сладкий привкус победы над заклятым врагом. Флорентиец не мог упустить великолепного случая отобрать у Дирка ван Мандера последнего ученика. Вторую можно было определить счетом и звуком: отец Хуберта предлагал мастеру годовую плату, намного превышающую жалкие заработки, которые тот получал из рук своего покровителя, герцога Вольтерра. Однако, к полному своему разочарованию, Монтерга очень скоро убедился, что судьба не была слишком уж благосклонна к его невезучей персоне. Спустя немного времени художник понял, что его новый ученик — это секретный посланец врага, того же Дирка ван Мандера. В первый раз, когда мастер заметил, что Хуберт рыщет поблизости от библиотеки, он угадал истинный смысл его появления: старинная рукопись, завещанная ему учителем, Козимо да Верона, трактат монаха Эраклия, его бесценный «Diversarum Artium Schedula».
В этот день Франческо Монтерга проклял свою безмерную доверчивость и пообещал себе рассчитаться за собственную наивность с этим фламандским альбиносом. Художник недоумевал, как мог он оказаться таким глупцом в столь очевидной ситуации. Ослепленный яростью, он уже был готов пинками выставить предателя за дверь. Но здравый смысл неожиданно взял верх: мастер Монтерга подумал, что, возможно, будет лучше продолжать этот фарс и дожидаться, пока игра, затеянная его врагом, не принесет плодов, а когда настанет срок, использовать их в собственных интересах. В конце концов, подумал старый художник, годы нескончаемых попыток не принесли ему никакого результата. Он раз за разом терпел поражение, пытаясь раскрыть зашифрованную в рукописи загадку. Пусть теперь эта работа перейдет в руки врага. Может быть, ему посчастливится больше. С того самого дня мастер решил немного упростить Хуберту задачу, притворяясь слепым всякий раз, как ученик забирался в библиотеку. Мастер знал, что юный фламандец умен и прилежен в работе. Если он приложит к решению загадки столько же труда и упорства, сколько прикладывал к обучению технике ракурса и перспективы, надежда на успех оставалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54