На всякий случай. Стены были сложены из обоженного кирпича и покрыты известковой обмазкой, которая местами облупилась и попадала на землю. Сама стена была расчленена пилястрами и укреплена по углам башенными выступами. В нескончаемой длине белых стен и в монотонном чередовании пилястров было что-то неестественное, ему стало не по себе, и Абу-л-Хасан вернулся к входу, прошел через портал и очутился в залитом беспощадным солнечным светом мощеном дворе. Абу-л-Хасан огляделся. По периметру двор окружала открытая арочная галерея. Высокий айван оформлял вход в молитвенный зал. В центре двора находились два низеньких колодца, их украшали прорезанные мраморные базы античных колон. До начала молитвы еще оставалось время,и Абу-л-Хасан решил подняться на минарет. Узкие стертые ступени в толще башни, обвиваясь вокруг глухого центрального столба, привели его на верхнюю площадку, откуда открывался вид на бескрайнюю ровную степь и раскинутые на ней древние кладбища. Сверху здание мечети представляло собой неправильный четырехугольник, а город казался составленным из мелких кубиков.
Абу-л-Хасан шел за махди третий год, начиная с того времени, когда тот, покинув Саламию, возглавил карматские восстания в Сирии и Ираке.
Его деятельность не на шутку встревожила халифа, и он отдал приказ о его задержании. Ответственность за эту операцию была возложена на Абу-л-Хасана, катиба дивана тайной службы. Этот диван подчинялся непосредственно Ал-Аббасу ибн Хасану вазиру халифа ал-Муктафи. Задумавшись, дабир не услышал звука шагов и поэтому вздрогнул от неожиданности, когда, повернув голову, увидел муэдзина. Это был человек лет тридцати с редкой бороденкой. Он постоял, бормоча под нос слова шахада, затем вдруг замер и неожиданно спросил, глядя на Абу-л-Хасана:
– Кто здесь?
Муэдзин был слеп.
Абу-л-Хасан, помедлив, отозвался.
– Что ты здесь делаешь? - строго спросил муэдзин.
– Смотрю, не идет ли махди, - неожиданно для самого себя, ответил Абу-л-Хасан.
Муэдзин провел ладонями по воздуху, пытаясь коснуться собеседника. Черты лица его смягчились.
– Это правда, - спросил он, - что махди восстановит справедливость?
– Так говорят, - уклончиво сказал Абу-л-Хасан.
– Значит, он вернет мне зрение, - блаженно улыбаясь, сказал муэдзин.
– Я не знаю, - осторожно ответил Абу-л-Хасан.
– Должен вернуть. Это же несправедливость, что я рожден слепым. За какие грехи я наказан?
Абу-л-Хасан молчал.
– А ты знаешь, что сказал ибн Исхак?
– Нет.
– Ибн Исхаку рассказал Саур бинт Йазид, со слов некоего знающего человека, что посланник Аллаха с одним из братьев пас ягнят за шатрами, и тут подошли к нему два человека в белых одеждах, в руках они держали золотой таз, полный снега. Они схватили Мухаммада, вынули его сердце, рассекли его, извлекли из него черный сгусток крови и выбросили его. Потом они обмыли сердце этим снегом.
Муэдзин помолчал, а затем сказал, мечтательно улыбаясь:
– Я очень хочу увидеть золотой таз полный белого снега. Наверное, это очень красиво.
– Да, - подтвердил Абу-л-Хасан.
– Махди придет с севера, - сказал муэдзин.
– Почему с севера?
– Я чувствую, - сказал муэдзин, затем добавил, - а теперь уходи, здесь нельзя находиться посторонним.
Спускаясь по ступенькам, Абу-л-Хасан услышал протяжный крик муэдзина, а затем слова азана: "О верующие, придите в дом молений".
* * *
У двери сидел человек и, раскачиваясь, что-то напевал. В сгустившихся сумерках еще можно было разглядеть, что это дервиш.
– Эй, сеид, - обратился к нему Имран, - где тут собрание?
Дервиш перестал петь и подозрительно глянул на Имрана:
– Какое ты ищешь собрание, прохожий?
– Я ищу тех, кто ждет седьмого совершенного.
Дервиш поднялся, толкнул дверь и крикнул в темноту сада:
– Эй, Алим.
Появился новый человек, приблизился вплотную к Имрану и спросил, сверля взглядом:
– Кто такой, раньше я тебя не видел?
– Я сегодня из тюрьмы бежал, - объяснил Имран, запинаясь и опуская взгляд, - товарищ мой по камере, много говорил о вас.
– Как его зовут?
– Имени я не знаю, он называл себя рафиком, умер два дня назад.
– А кто ты?
– Меня зовут Имран.
– За что тебя посадили?
– Я убил мутаккабиля. Я родом из деревни Гадрут.
Человек переглянулся с дервишем. Тот кивнул.
– Проходи, - сказал Алим.
Следуя за хозяином, Имран прошел через сад. У дверей дома провожатый остановился и сказал:
– Ты опоздал. Входи и не мешай никому. Сядь, где найдешь место.
Имран согласно кивнул и открыл дверь.
У стены, завешенной белой тканью, стоял оратор, замолчавший при появлении нового человека. На Имрана зашикали, потянули за полы джубы.
– Садись, садись, - послышались голоса. Комната была полна людей. Имран опустился на пол и сел, скрестив ноги.
– Продолжай, просим тебя, - крикнул кто-то.
Человек, стоящий у стены, согласно кивнул, протянул руки к лампадам, стоящим слева и справа от него, сделал руками жесты, словно гладил их (его огромная тень за спиной повторила эти движения) и продолжил:
– ...Рассказывают также, что посланник Аллаха - да благословит его Аллах и да приветствует - сказал: "Пользуйтесь индийским алоэ, в нем - семь лекарств". Он также сказал: "Лучшее благовоние - мускус". Он умащал себя алоэ, в которое добавлял камфару. Уважаемые горожане, обращаю ваше внимание на то, что идеальным соотношением частей в благовонии он назвал число семь.
Запомните это число. А вот что сказал Ибн Хишама со слов Вахб Кайсана, которому рассказал Убейд: "Посланник Аллаха проводил в уединении целый месяц каждый год и кормил приходивших к нему бедняков. А когда заканчивалось это месячное уединение, первое, что он делал, выйдя из своего уединения, - приходил к ал-Каабе и совершал обход ее семь раз, прежде чем войти в свой дом".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23