если
можно, то попозже, Господи, ты уже взял к себе Наташу... Одиннадцать лет
я искал и ждал своего счастья, и когда уже совсем потерял надежду, спаси
Бог, нашел Алену. В судьбах наших удивительно много общего: она родилась
в Ленинграде, я - в Пушкине, в один и тот же, тридцать восьмой, довоен-
ный, репрессированный год, оба прошли через голод эвакуации и послевоен-
ных лет, одновременно поступили она - в ГИТИС, я - в Технологический,
дети наши Аленина Юлька и мой Сережка - одногодки, наши родители - почти
ровесники, и отцы наши - тезки, Сергеи.
Когда мы с Аленой женились, Юлька была еще студенткой и переехала
жить в мою однокомнатную квартиру. Потом вышла замуж за Диму и у них ро-
дился Алешка.
Во время собеседования при приеме в Союз Журналистов меня приметил
главный редактор Агентства Печати Новости. Ему нужен был металлург. Вре-
мя было такое - металлургов. Всему - свое время. А потом открылась воз-
можность и я поехал. За рубеж. В короткие. На пять-десять дней. По
объектам экономического сотрудничества. Иногда на подольше - в
пресс-центры международных ярмарок и выставок. Теперь предстояло сменить
Николая Марченко, Мыколу, как мы его звали в нашей редакции, в одной из
азиатских стран.
Отъезд заграницу невольно менял многое в нашей жизни. Так якорь, под-
нятый со дна, тащит за собой годами слежавшийся ил. С нашим отъездом ес-
тественно вроде бы выходило, что дети с Алешкой переберутся в двухком-
натную, тем более, что Аленины родители жили неподалеку от нас - дети
могли им помочь в случае чего да и родители были на подхвате. Все это
верно, все это так, но в душе у меня все восставало против того, чтобы в
нашем доме, в моем доме жили пускай и родные, но все-таки другие. Неуже-
ли мне так и суждено весь век прожить, не имея собственного угла с книж-
ными полками, картинами на стенах и письменным столом? Опять исчезает
мираж стабильности? Много ли человеку надобно для простого человеческого
ежедневного счастья? Мир в мире, интересное дело, свой дом да совет и
любовь в этом доме. Так оно было и есть у нас с Аленой. Но оказывается,
есть еще одно условие для ежедневного счастья - поменьше перемен. Если
сегодня я знаю, что завтра, как и всегда, я поеду к себе в редакцию, а
Алена - в свою театральную студию, что субботу и воскресенье мы проведем
на даче, а отпуск - по турпутевке, то это - мираж стабильности. Переезд,
разлука - из этого не выйти без потерь. Недаром замечено, что нельзя
трогать стариков с насиженных мест, умрут. Даже собаки и кошки возвраща-
ются на пепелища, птицы прилетают из теплых стран - инстинкт этот изве-
чен. Сколько в моей жизни было домов? Разбомбленный войной в Пушкине,
деревянная изба бабки в эвакуации, послевоенные коммуналки на Потылихе и
в Каретном Ряду и, наконец, своя квартира, свой дом, свой мир с Наташей,
который опустел после ее смерти, а теперь - наш с Ленкой. Разбазарят на-
ше гнездо безалаберные дети...
Я приводил еще какие-то доводы Алене, но она, судя по всему, не слы-
шала меня. Что делать?.. В нелегкие минуты своей жизни военный атташе
России во Франции генерал Игнатьев, пятьдесят лет отслуживший в строю
без страха и упрека, брал чистый лист бумаги и расчерчивал его надвое.
Также сделал и я:
- Смотри, Ленусь, справа все "за", слева все "против".
- Что я должна разделить? - изумленно спросила меня Алена. - Что? И
кого? О чем ты говоришь? Как мне разделить родителей и Юленьку надвое,
себя пополам? Соображаешь, что предлагаешь?
Граница...
Случится так, что мы ее пересечем и все разделится. Кто-то и что-то
останется по ту сторону, мы и что-то станем по другую. Черно-белый поло-
сатый столб разделит все, что было здесь и там, пройдет через души,
взгляды, судьбы...
- Спать пора, - устало сказал я и погладил Ленку по голове. - В чет-
верг - к врачам. Немолодые уже, нельзя нам волноваться...
- Утро вечера мудренее, - поняла она меня.
Глава третья
--===Колония===--
К О Л О Н И Я
Глава третья
Для отъезжающего надолго заграница начинается с загранкабинета в ведомственной
поликлинике, для отъезжающего в короткие - с кабинета врача, где состоишь на
учете...
И где я только не состою на учете?
В отделе кадров хранится серая трудовая книжка, где всего три скучных
записи. За первой - шальная юность, пролетевшие, как один день, студен-
ческие годы, чистое небо двадцатого съезда, салют Московского фестиваля,
бескрайние поля целины. За второй - восемь лет в отраслевом изда-
тельстве, редактирование, журналистика, за третьей - АПН, и ни слова о
главном - над чем трудился больше всего в жизни - о стихах, о сценариях,
об Образе и Слове.
В парткоме тоже есть моя учетная карточка. Член КПСС. А как иначе?
И, конечно, член профсоюза. Даже не припомню какого. Раньше числился
в тред-юнионе работников культуры, сейчас, кажется, в "школе коммунизма"
совслужащих. Впрочем, какая разница? Что профсоюз, что местком, что цех-
ком, даже ВЦСПС - все на одно плакатно-профсоюзное лицо. Из года в год
одно и то же - почему паршиво кормят в столовой и где получить хороший
продуктовый заказ? Квартира у меня есть, из пионерского возраста Сережка
уже вышел, соцстраховской путевки не достать.
По документам Госавтоинспекции имею права и право водить личный ав-
тотранспорт. Право имею, транспорта нет. Как скопить, где купить, как
обслуживать? А ремонт? А запчасти? А бензин?
Добровольное общество содействия армии, авиации и флоту, как и Крас-
ный крест регулярно получают с меня взносы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108