— Да отсохни у вас рука от плеча и донизу, если б вы так поступили! — вскипел Блюмендуфт.— Вас зенен зе мешугге, херр кайзерлихер рат?\ 1 Из того, что вы сказали, видно, что вы ни вот настолечко не разбираетесь в деле. Именно этот лист — боже, скольких трудов стоил он брату Шмулю! — и есть доказательство подлинности остальных. Мы показываем мистеру Моргану этот лист, что в нем нет дырки, и он подписывает заявление, что ему это известно. Тем больше он поверит, что остальные страницы подлинные, поверит нашей честности в делах! Что же вы молчите, господин Фрей?
— Ай, Блюмендуфт! Все-таки девочки доведут вас до тюрьмы. Вон вы уже пожелтели от них, как лимон; оставили бы их в покое, по крайней мере, когда делаете большой гешефт — вы ведь из тех, кому любовь действует на мозги. Работать с вами опасно! Вы ненадежны!
Блюмендуфт воззрился на бархатного чернокнижника, небрежно развалившегося в итальянском кресле, и во взгляде его отражалась искренняя опаска и нетерпение — что же последует из речей Фрея.
— Да, по тому, что вы сказали, я вижу, что книгу печатали у вас в Бардейове. Честь и слава вашему брату Шмулю, он и меня обманул. Однако в этой страховке путем декларирования одного поддельного листа есть загвоздка. Не спросит ли вас мистер Пирпойнт Морган: как же тогда этот честно признанный фальшивый лист попал в издание шестнадцатого века? Вот то-то!
Блюмендуфт, до сих пор слушавший с открытым ртом, теперь закрыл его и, оставив деньги на столе, взволнованно зашагал от стены к стене просторного помещения, вздыхая и дергая себя за куцые пейсики.
1 Вы что, рехнулись, господин императорский советник?! (евр. жарг.)
Иногда, для разнообразия, он ломал руки так, что суставы трещали, и все приговаривал:
— Ях вер мир ди орен аб унд да ауген аусер-айссен! 1
Фрей же отыскал в своем образцово содержащемся инструментарии элегантный футляр, в котором, как в швейцарской готовальне, лежали обернутые в шелк коротенькие тоненькие стальные трубочки, раскрыл книгу на злополучной странице и стал с величайшей осторожностью пробовать, какую из трубочек можно было бы легко ввести в червоточинки соседних страниц. Подобрав соответствующий калибр, он, просунув ту же трубочку через червоточину, слегка выдавил ее абрис на нетронутом листе, наметив таким образом с точностью до волоска нужное место; затем он вложил под двадцать вторую страницу тонкую стальную пластинку, с одной стороны обтянутую сукном, и, терпеливо вращая трубочку, в пять минут вырезал острым ее краем круглую дырочку на двадцать второй странице, которая, как проверили оба знатока, и местом и размерами пришлась точно к остальным червоточинам. Естественно, что в полном томе, через все страницы сразу, можно куда легче и надежнее имитировать ход червя.
— Безупречно! — с горестным вздохом произнес Блюмендуфт, гулко ударив себя по лбу.
— Вот этим орудием было бы эффективнее,— протянул ему Армии увесистый молоточек,— разве что вы изберете более ритуальный способ самоубийства!
С этими словами он подал еврею длинный обоюдоострый нож.
Пока Блюмендуфт произносил по адресу своего мучителя многословное, занявшее целые полминуты, страшное проклятие, тот ловко пересчитал деньги, сгреб их со стола и погрузил в недра своей мантии. И не успел Блюмендуфт отдышаться, как оба фолианта уже были обернуты шелковой бумагой; уложить их в картонный футляр помогал уже и сам Лейб, выказав сноровку и бережность, необходимую в обращении со столь драгоценным товаром.
1 Ох, кто бы вырвал мне глаза и уши! (евр. жаре.)
Затем открыли люк в потолке, позвали Вацлава, который, судя по тому, что он не сразу откликнулся — «сейчас, сейчас!» — видимо, уснул там наверху, и Фрей обратился к своему гостю с приветливым словом:
— Ну, Лейб, здесь вам больше нечего делать. Привет вашей «кале», да имейте дело лишь с одной, и примите мой совет: раньше, чем через полгода, не производите никаких торговых операций с «Уставом Святого Духа», и каждый день дважды перелистывайте его, чтобы запах выветрился.
Но ему так и не удалось «доехать» Лейба своими шуточками — из пылающих глаз еврея уже не исчезало выражение ужаса, с каким он смотрел на Армина, словно видел перед собой воплощенного Вельзевула или Бельфегора. Ибо Лейб не мог отвязаться от представления обо всем том ужасном, что могло произойти с ним, если б Фрей не обнаружил изъяна в подделке.
— Э гшайтр манн ,— молвил Лейб уже на лестнице,— величайшая похвала, какую только может высказать сын Израиля о ком бы то ни было, похвала куда более высокая, чем определение «э герехт манн» 2. Но тут снова открылась решетчатая дверь, и Армии, вручив Вацлаву конверт, сказал:
— Как пойдете обратно, Вацлав, передайте это барышне Тинде — я прошу ее зайти ко мне в час дня.
После всего этого Армии тщательно запер вход в свою отшельническую келью и, поймав обоих котят, доставленных Блюмендуфтом — который в своем ошеломлении забыл поставить их в счет, конечно, ненадолго, Армии слишком хорошо знал своего поставщика,— и поднялся с ними через люк на так называемый чердак. Это было помещение, представляющее внутренность почти правильного куба, построенное из балок и досок внутри купола и разделенное перегородками на четыре части. Большие окна в каждой из четырех сторон куба давали много света; помещение это служило второй великой страсти Армина — разведению ангорских кошек.
Голубятня же, занимавшая, впрочем, самую малую часть в сердце отшельника фирмы «Уллик и Комп.», помещалась под самым коньком купола — туда вела уже только приставная лесенка.
Котята с таким удовольствием нежились в объятиях Армина, свернувшись в клубочек, что ему пришлось силой приподнять их головки, чтоб хорошенько разглядеть важнейшие признаки породы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133