В наступившей тишине внезапно закричал телефонный звонок.
Рука пани Майнау, поглаживавшая Тинду по волосам, замерла, голова девушки поднялась с груди наставницы, и обе с испугом переглянулись.
Да, они совершенно забыли о том, чего с таким нетерпением ждали весь вечер!
Императорский советник подбежал к телефону — «Алло!» — и ответил в трубку:
— Да, подождите немного, сейчас он будет... Вот, подходит уже! — Он передал трубку Моуру, который только что вошел с доктором Принцем.— Пана Моура спрашивают из театра.
— Сейчас кончился спектакль,— пробормотал про себя Важка, имевший полное право разделять общее напряжение.
Моур поспешно подсел к аппарату, и не менее стремительно пани Майнау кинулась к отводной трубке.
— Олл раит,— сказал в аппарат Моур.— Говорят, хорошо, что застали меня,— объяснил он присутствующим, после чего отвечал уже только в телефон, односложно, через паузы, и как бы про себя.
— Уез-уез-уез...— Пауза.— Пауза. Никто, конечно, ничего не мог понять по этим репликам, зато лицо пани Майнау становилось все красноречивее и грознее. Голова старой учительницы пения, с ее страусовым султаном, затряслась, глаза выкатились до крайних пределов, затем она отшвырнула отводную трубку, через которую слышала весь разговор, подошла прямиком к доктору Принцу и с пылом театральной ветеранки выругалась:
Знаете, что они предлагают?! Место в женском хоре! В женском хоре — ей, моей Тинде, второй Агуяри!
Тинда только приподнялась, всплеснула руками, сжала свои виски и бессильно опустилась снова на кушетку.
— Что вы сказали?! — взорвался доктор Принц.— Возможно ли такое оскорбление?! Кто это там говорит? Сам директор? Ну, я ему выложу свое мнение, увидите!
И, словно он был тут у себя, словно и телефон был его, доктор оттеснил Моура, едва пробормотав извинение, и сам взял трубку.
С первых же его слов стало ясно, что между Принцем и человеком на другом конце провода существуют давнее знакомство и приятельские отношения. Доктор очень вежливо и пространно поздоровался, сообщил, как поживает, сам осведомился о том же, большое удовольствие по какому-то поводу и, видимо, на вопрос о причине приезда в Прагу, ответил:
Да, я приехал по двум причинам, прежде всего — послушать завтра оперу Сметаны, которого еще не знаю, и заранее рад... Спасибо. Конечно... Рассчитываю на это и благодарю... Благодарю... Весьма обязан. Л мотом я приехал еще для того, чтобы повидать свою старую приятельницу, милую Майнау... знаете? Ну, конечно... А ты молчи! (Это было сказано мимо фубки, н строну Майнау.) Хотел послушать ее феноменальную ученицу. Фрейлен... фрейлен...
Уллик! — шепотом подсказала Майнау. - Уллик... Да, я только что слышал ее здесь, в при-нашом концерте, и, узнав, что вы у телефона, поспешил поздравить вас. Конечно, я знал, что у вас в Праге, в вашей катаральной Праге, что весьма примечательно, обьнвился поразительный голосовой материал... Как? Да, по то, что я сегодня слышал — просто сказочно, поверьте, господин директор, за всю свою долгую жизнь и многолетнюю деятельность, посвященную божественной музыке, не много было у меня часов столь восторженной радости, как сегодня... Что-о-о? Алло! Да, Ор-труда из «Лоэнгрина», низверженные боги... Заверяю вас, дорогой директор, подобного я еще не встречал, сколько живу на свете. Вы же знаете, я в этих делах тертый калач, меня трудно чем-нибудь поразить — многих я слышал, таких, кто имел на это право... Алло! Кто это там вмешивается? А, мое почтенье, господин дирижер... Да, такое впечатление, что сегодня мне, пожалуй, не уснуть, и как вернусь в гостиницу, сяду и напишу статью об этом в «Альгемайне Музикцайтунг», чтоб утром же отправить срочным письмом,— и это главная причина того, что я с вами говорю. Дело в заключительной фразе моей статьи. У меня в запасе великолепная! Если я напишу: «И этой молодой певице в тот же вечер предложили место в женском хоре пражской оперы», это возымеет действие! Но не могу же я так написать, если это не будет подтверждено авторитетно... Алло, алло! Что там, ушли эти господа?.. Да, да, и я подпишу статью полным своим именем: доктор Алоиз Принц. И дам голову на отсечение, в следующем же сезоне эта дама будет петь в Байрейте! Вы знаете, какие у меня там связи!.. Ах, но не могу ли я хоть написать, что ходят такие слухи? Даже и этого нельзя? А, еще не окончательно? Как жаль — вы, господа, лишаете меня замечательной концовки... Ну, ладно, отложу статью до завтра, заодно и о «Далиборе» напишу. Но мне приятно было бы закончить мою статью другой концовкой, а именно, что эта барышня в самом скором времени выступит у вас на сцене, к которой я, впрочем, питаю самое искреннее и горячее уважение. До свиданья!
— Чудесно! Ну и мастер же вы, Принц! — возликовала пани Майнау, протягивая доктору обе руки с видом, который, быть может, много-много лет назад и оказывал на доктора сильное воздействие.
Это она, видимо, и сама почувствовала — и выдвинула впереди себя Тинду: благодарить. А та, хоть и держалась с поразительным достоинством, вместо слов благодарности жалобно сморщила губы: при всем ее светском воспитании случались у нее такие... неотразимо ребяческие моменты.
Не устоял и старый господин.
— Ну-ну-ну,— сказал он и, медленно наклонясь, вдруг поцеловал Тинду в губы, но так легонько, что вроде бы и поцелуя-то не было.
Майнау захлопала в ладоши, Моур заморгал, впрочем, он спокойно мог бы закрыть на это глаза, ведь Принц, несомненно, был лет на пятнадцать старше него, то есть достаточно старым человеком.
А пани Майнау себя не помнила от восторга и вовсе не скрывала этого.
— Доктор, надо вам знать, ту же самую Ортруду она пела утром на прослушивании в театре!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133