Черное небо было все в золотых точечках, все звездочки дрожали, так что страшно становилось — вдруг сорвутся...
Когда дошли до башни св. Петра, Маня, взглянув наверх, жалобно протянула:
— Где-то теперь Юпитер?
Арношт, не отрывая глаз от тропки в снегу, помолчал, потом резко отозвался:
А шут его возьми... по мне, хоть бы его украли! Он просто выкрикнул эти слова.
6
Резиденция мистера Джона Моура
Трамвай уже мчал по мосту, унося всю компанию, когда пани директорше пришел на ум вопрос:
— Что это сегодня дают у Шванды, что столько народу собирается?
Думается, милостивая пани, из тех, кого мы везем, вряд ли хоть одна душа норовит туда,— отозвался кондуктор, пробивая щипчиками ее билет.— Нынче там вечер актерской ассоциации, а это не для наших пассажиров — больно мало интеллигентны с виду!
Пани Папаушеггова протянула было кондуктору монетку на чай, но после такого отзыва — хотя мнение кондуктора могло быть вполне объективным — монетка так и не сменила своего владельца. А пани директорша, имея полную возможность доказать свою принадлежность к интеллигентной публике, ценящей вечера актерской ассоциации превыше всего, тоже не вышла, однако, у театра Шванды, как не вышел никто из пассажиров, и трамвай повернул за угол завода Ринг-хоффера. Кондуктор, давая сигнал отправления, прокомментировал это обстоятельство многозначительным взглядом, обращенным к милостивой пани. Но та не успела даже разгневаться, ибо во внезапном озарении обратилась к мужу:
— Послушай, да ведь всё, что сидит и стоит в вагоне, едет на американский вечер!
Так оно и было.
Трамвай дотащился до конечной остановки, наша компания вышла последней. Кондуктор, вынув из кармана пригласительный билет Моура, сказал:
— Милостивая, не желаете ли пропуск в эту резиденцию?
— Благодарю,— раздраженно отрезала та.— У нас есть — получили от самого пана инженера.
— Да ведь и я тоже, милостивая. Жаль, одним гостем меньше будет — мне-то некогда!
— О господи, люди! — всплеснула руками пани директорша.— Уже кондукторы предлагают пропуск в резиденцию, словно на какую выставку!
Это действительно наводило на размышления, и вся компания с тревогой наблюдала, как подъезжает следующий трамвай, тоже набитый до отказа, а снизу, из-за поворота, скрипел третий, и уже издалека можно было разглядеть, что и он полон.
Маня, дуя себе на пальцы и притопывая ногами, сказала:
— Лучше всего нам сесть да уехать обратно!
Но тут черноту ночи прорезала ярко-желтая молния, сопровождаемая пронзительным свистом: над крутым откосом, холма, у подножия которого стояли наши знакомые, взлетела так называемая «поющая» ракета гигантской величины, озарив на мгновение ослепительные сугробы и темные очертания строений на холме. В ярком свете ракеты открылись силуэты людей, с трудом поднимающихся вверх; когда же она погасла в вышине, снег снова поголубел, а цепочка людей, тянущихся на холм, сделалась черной — доказательство ее вещественности, а не светового эффекта.
Но в наступившей темноте осталась в вышине большая освещенная полоса, расстояние до которой нелегко было определить. Лишь когда глаза привыкли к черноте ночи, стало понятно, что это — невероятных размеров окно, тем более внушительное, что состояло оно из единого монолитного стекла, не прочерченного никакими рамами.
— Да сюда тысячи вколочены! — воскликнул пан директор.— Ну что ж, пойдемте, коли приехали, сдается, предстоит такой спектакль, каких не много увидишь!
К небу то и дело со свистом взлетали ракеты. Все четверо двинулись, словно завороженные этим окном — оно не сияло, а было как бы насыщено потоком холодного света, растекающегося в ночь. На две трети огромное стекло было затянуто ледяным налетом, зернисто поблескивающим по краям. Когда наша компания поднялась достаточно высоко на холм, то разглядела за заиндевевшими стеклами тень дирижера, трудившегося изо всех сил. Сама музыка не была слышна снаружи, ее заглушал гвалт перед входом, медленно всасывающим в себя гостей; образовалась поэтому неподвижная толпа, настроенная очень весело, отчего и мороз ей был нипочем. Люди живо развлекались спором между полицейским и пиротехником, как видно, большим пройдохой. Блюститель порядка, чья каска была увенчана султаном из перьев, требовал прекратить пуск ракет, поскольку «на это торжество по пригласительным билетам никакого фейерверка заявлено не было, а следовательно, он не разрешен». Мастер огненной забавы, называя полицейского «паном инспектором», почтительнейше объяснял ему, что он после первой же ракеты доложил хозяину о запрете, тот сейчас же связался с американским консульством, и там ему сказали — продолжать фейерверк. Полицейский грозил арестовать нарушителя — что было довольно трудно осуществить, ибо как ни длинна была рука закона, она все же не могла дотянуться через ограду, в воротах которой столпилась сотня людей. Да и вообще «пусть пан инспектор хорошенько подумает, прежде чем тронуть гражданина Соединенных Штатов Америки на американской территории», причем пиротехник показал на задубевший от мороза звездно-полосатый флаг над своей головой. Когда же полицейский высказал прямое подозрение, что данный американец — родом из Вршовиц 1 то получил в ответ, что он не из Вршовиц, и не из Праги вообще, а из Пльзени, только не здешней, а из той, что в «Чикэго». И, приподнявшись на цыпочки, он поверх голов теснившихся гостей окликнул исполинского негра, проверявшего билеты у входа, и выпустил целый залп скоропалительных слов на языке янки.
1 Вршовице — окраинный район Праги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133