Сперва Тиида разыграла любопытство, спросила, лодка — хотя давно знала от предательницы Мальвы, какой подарок готовит ей Моур. Старый Незмара начал было выкручиваться,— мол, один господин арендовал это место для своей моторки, но барышня показала на надпись: почему же тогда лодка называется «Тинда»?
На это старый Незмара с горячностью заявил, что не мог же он оставить лодку под берегом, как хотел пан инженер, этак ее льдом разорвет; больше старик ничего сказать не пожелал. Тинда подступила к его сыну и голоском, перед которым не устоял бы даже неукрощенный лев, хотя бы и столь же лишенный слуха, спросила:
— А что же это, молодой человек, с некоторых пор вас совсем не видно? Прежде вы хоть мелькали изредка, а теперь, когда я сама к вам подошла, даже не поздороваетесь?
— Покорнейше целую ручки, милостивая барышня! — отозвался Вацлав, утрируя подобострастие последнего из служителей.
Тинда сделала вид, будто не заметила насмешки пролетарского сына в цилиндре — Вацлав надел его даже для возни с лодкой,— и, протягивая ему руку, бросила:
— Это просто так говорят, а вы поцелуйте-ка на деле!
Вацлав стоял, словно в землю врос, только глаза его зловеще вперились в нее.
— Ах да! — И Тинда, сняв перчатку, подставила ему обнаженную руку.
И Вацлав Незмара, как пес, который хочет зарычать, но вместо этого вдруг заскулил, покорно приблизился и поцеловал эту белоснежную миниатюрность, которая так охотно коллекционировала поцелуи и была главным инструментом кокетства Тинды.
Старик, скрывшийся под днищем лодки, что-то проворчал.
Маска твердости слетела с лица Вацлава — он был укрощен.
— И если у вас нет более важного дела — бегите за коньками и проводите меня на каток!
Вацлав убежал и прибежал с поспешностью тяжелоатлета, недавно занявшегося легкой атлетикой.
Некоторое время спустя старый Незмара выглянул из-под лодки: по льду речного рукава удалялся от острова его Вена об руку с милостивой барышней. И старик забормотал, с нарастающей выразительностью повторяя словечки, какие он в последнее время не раз отпускал по адресу сына.
А молодой Незмара, спустившись на лед, сильно топнул ногой и громко сказал:
— Выдержит! — это чтобы отец его еще расслышал.
— Чтоб так, за одну ночь, река замерзла и стала как железная плита — прямо чудо природы, даже шуги не было! — с мнимым безразличием подхватила Тинда, тоже дитя влтавских берегов.— Это возможно только при таком жутком морозе и при таком состоянии воды!
Вацлав слушал, не понимая — он собрал весь свой интеллект, чтобы сообразить, с чего это она после явного отчуждения вдруг пригласила его кататься на коньках?
— Так когда же вы покончите дельце с этим американцем? — вырвалось у него нечаянно и в таком тоне, словно разговаривал он с фабричной девчонкой.
— Тсс! — отозвалась барышня Улликова.— Да ты что! Больно мне нужно! Я его и в дедушки-то не хочу, а в мужья — да ни за всю Америку! — но прозвучали эти слова как-то неуверенно, хотя она тоже подражала манере речи прибрежных жителей.— А если серьезно, Вацлик, то этот господин нужен мне чрезвычайно: если уж он не поможет мне поступить в труппу Национального театра, то все было напрасно, и Вацлик, конечно, не станет портить мне дело!
— Ясно, я не пойду в Национальный и не скажу там — господа, не принимайте эту барышню,— ответил Вацлав с тем пренебрежительным оттенком, на какой осмеливался только, если не глядел на Тинду.
— Конечно, нет, но своей неуместной ревностью!
— Откуда мне знать, как я поступлю? — Вацлав словно рассуждал сам с собой.— Знаю только, что все это уже просто невыносимо и должно как-то кончиться!
Он стоял, руки в карманах, цилиндр на затылке, а на лице -- хмурая озабоченность человека, который не в состоянии поручиться за себя в дальнейшем.
Они были одни посреди замерзшей реки. Поэтому Тинда протянула просительным тоном:
— Вацличек!
И, обхватив пальчиками его массивный подбородок с глубокой ямочкой, совсем по-детски пыталась повернуть его голову к себе. А ему доставляло несказанное блаженство сопротивляться и уступать. Тинда поняла это по его взгляду, растроганному и печальному, когда он наконец-то глянул на нее. Тут она сделала то, что первым долгом строго себе запретила, когда вызвала его на прогулку под предлогом катанья на коньках; ущипнув его довольно чувствительно за подбородок, пригнула к себе его голову и влепила в его губы один из тех виртуозных полуневинных поцелуев, которые лишили бы Вацлава рассудка, будь он у него даже куда мощнее, чем на самом деле. Да и ее глаза увлажнились от нежности — все-таки она любила его больше, чем сама себе соглашалась признаться.
— Боже, какой у вас вид! — поторопилась она положить конец интимности.
— Это от тренировок,— буркнул Вацлав.— Кстати, наш тренер в клубе говорит, что для спортсмена полезнее несчастная любовь, чем хоть немножко да счастливая...
Ее поцелуй оставил сладость на его губах, а подбородок горел, так сильно она его ущипнула.
— Когда Моур сделает свое дело, Моур может уходить,— задумчиво перефразировала Тинда известную поговорку о мавре.— И разве моя-то любовь счастливее, пан Незмара?
— Другими словами — пан Моур остается в резерве на всякий случай...
— Впрочем, несчастная любовь полезнее не только в спорте, но и в искусстве... И потом... Давайте говорить правду! Кто из вас, господа, будет в резерве, элегантный чемпион корта или воспетый всеми спортивными обозревателями вратарь? И если кто-нибудь из вас имеет на душе еще что-нибудь или выскажет...
— Вот как! Хороши штучки!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133