Дальнейшей их активности препятствовала их собственная пушистая шерстка, мешавшая им ворочаться в Лейбовых карманах.
Одетый и подготовленный таким манером, Блюмендуфт накрыл голову нейтральной мягкой шляпой, сунул под мышку «молитвенник» и спустился по скрипучей деревянной лестнице, не мытой, пожалуй, с тех са-, мых пор,, когда четыре нижние ступени ее омыла Влтава, разлившаяся однажды весной до этого самого места.
Плиты в темной арке этого понурого убежища словно еще покрывала грязь, оставленная тогда рекой; грязь эта высохла лишь наполовину, образовав вязкую массу, на которую уже не могла повлиять никакая погода.
Лейб намеревался проскользнуть незамеченным мимо застекленной двери под аркой, ведущей в так называемую привратницкую, но привратник, он же владелец гостиницы, в фуражке городского рассыльного, уже стоял перед своей дверью: пронзительный скрип ступеней оповестил его о том, что кто-то из постояльцев уходит.
Приняв ключи от Блюмендуфта, привратник сверкнул на него белками своих проницательных глаз, и по взгляду этих глаз, а также по легкой усмешке, обозначенной едва заметным вздрагиванием нафабренных остроконечных усов этого таракана, живуще.го в тесной своей щели, не освещаемой никогда и ничем, даже керосиновой лампой, Блюмендуфт понял, что от привратника не ускользнуло исчезновение пейсов.
Они не обменялись ни словом, и Блюмендуфт поспешил прочь, ибо владелец этого пансионата для правоверных с ритуальной пищей служил также обмывателем трупов в соседней еврейской бане и устроителем похорон, каковая профессия была куда прибыльнее, чем содержание гостиницы; но из-за этого никогда нельзя было с уверенностью сказать, чист или нечист в смысле Моисеевой веры этот человек в данное время.
Тем не менее его гостиница всегда была полна постояльцев того сословия, к которому принадлежал и Блюмендуфт, хотя в маленьких кофейнях Йозефова и среди конкурентов заведение это называли «кашеме» (вертеп).
Только когда Блюмендуфт открыл ворота, под арку проник слабый дневной свет, скудный уже и в узкой улочке. В этом свете стал виден тесный, в несколько квадратных метров, дворик, словно взятый с картины Шиканедра «Убийство в доме».
Блюмендуфт с грохотом захлопнул ворота — только потому, что это очень злило Шефкеса, владельца-привратника,— и двинулся своей дорогой.
«Вас верн де лайт фор дих денкен?» 2 — соображал Лейб, стараясь по возможности оставаться в тени и не выходить на яркое сентябрьское солнце, столь редкостное в этом чернейшем из городов — Праге.
«А что им думать? — шли дальше его рассуждения.— Если меня встретят наши, подумают: ай, ай, какой-то бедный иностранец еврей, но правоверный, который дома у себя, конечно, платит в синагоге за сиденье, а тут будет рад, если ему позволят постоять за скамьями.
1 Шика недр Якуб (1855—1924) —чешский художник-реалист.
2 «Что подумают о тебе люди?» (евр. жаре.)
И он не только иностранец, он еще, бедняга, не очень здоров на вид, «э лаус ис им юбер де лебер гекрохен, верн зе загн» 1. Конечно, иностранец, ни у одного пражского еврея нет уже таких больших молитвенников, или они оставляют их в храме. Знали бы они, что за молитвенник несет под мышкой Лейб Блюмен-дуфт! Такой это молитвенник, что заслуживает этот Лейб, чтоб Господь толп поверг его наземь и покарал скорой смертью за то, что он притворяется набожным, чтобы без помех пронести по Праге ворованный товар! Пфу — почему ворованный? Видит бог, просто взял на время! Однако и за это он мог быть наказан ударом молнии и похоронен в Праге без пейсов!»
От такой возможности Лейба обдало холодом, и он прибавил шагу, бормоча три волшебных слова: «Фю-нефциг таузенд гульден! Фюнефциг! Райнгевоннен!» 2
Блюмендуфт старался отогнать ужас всякими юмористическими представлениями.
«Теперь наши люди думают — ага, вот господин Блюмендуфт идет в старую Новую синагогу, нет, так он туда не попадет, уж не собрался ли он в Новоместскую или Виноградскую — дацу ис'р дох цу шебиг 3, нет, наверное, он идет в Либеньскую молельню к себе равным. И пока они будут ломать себе голову, в которую из синагог направляется Лейб Блюмендуфт или, может, из которой он уже возвращается — Лейб Блюмендуфт идет совсем не туда и принимает все меры к тому, чтоб никто не понял, куда именно. Кому до этого дело? Да и что ему делать в синагоге мит цвай юнге катцен ин ден ташен, ей айне трехтиге катц, готт др герехте!4 Теперь, кажется, эти дьявольские котята основательно меня обмочили, котик с одного бока, кошечка с другого!..»
Размышляя так и беседуя сам с собой с целью увести свою соверть от страшной мысли, как бы Господь (да будет благословенно его имя) не разгадал обмана с его стороны, Лейб прошел множество улиц Старого и Нового Места и двинулся по улице Поржичи, откуда прошел под виадуком Северо-западного вокзала на Набережную улицу в районе Карлин.
1 «Вошь проползла по его печени,— скажут они» (евр. жарг.) — по суеверным представлениям польских евреев, это является причиной болезни печени.
2 Пятьдесят тысяч гульденов! Пятьдесят! Чистой прибыли! (евр. жарг.)
3 Для этого он больно неказист (евр. жарг.).
4 С двумя котятами по карманам, словно беременная кошка, боже праведный! (евр. жарг.)
Здесь он добрался почти до конца набережной и спустился по тропинке к рукаву Влтавы. Берег был безлюден — куда большее оживление царило на воде. Здоровенные грузчики сбрасывали через голову мешки с зерном в трюм большого лабского судна, вокруг него качалось несколько лодок с рыбаками. Напрасно смотрел Лейб на воду — солнце било по ней со всей силой и яркие вспышки слепили больные глаза Лейба, он видел только черные резкие силуэты лодок и людей в них, а лиц разглядеть не мог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133