Пробовал я, сударь, и ничего у меня не вышло. Знаю, каково удовольствие. И еще года два-три маяться...
Ну, ничего, справлюсь, - грустно и рассудительно думает Станда, - но такая жизнь далеко не мед.
Придется порядком себя подтянуть,- рассуждает он, - будешь гнуть спину день и ночь - не захочешь шляться где попало да подглядывать, как где-то цветут розы: дома со стула не подымешься, заткнешь уши кулаками и будешь глаза пялить в книги до обалдения. "Вы должны как-нибудь зайти к нам", сказала госпожа Хельга. Что ж, если ты студент, то очень даже можно. Откатчик, собственно, большая величина, и все же, брат, есть тут какая-то разница. Скажем, Мартинек не мог бы прийти туда запросто; вот в трактире господин Хансен сколько угодно может хоть обниматься с ним, но если бы госпожа Хельга пригласила Мартинека к себе, то сидел бы крепильщик на краешке стула, сложив кулаки на коленях, и думал, как бы удрать поскорее.
А какой силач! Студент - пустое место, а смотришь, и в теннис может поиграть, и говорить "реди" и сгейм". Только вот смогу ли я со своей левой рукой - не знаю... Но, может быть, я по-шведски могу научиться? - несколько менее уверенно думает Станда.
Станде грустно, потому что все уже, собственно, решено; сейчас он просто описывает круги возле этого решенного вопроса. Например, команда. С командой кончено, сознает он. Мне уже там не место.
Пепек насмехаться бы начал, мол, ты студент, важный барин; да и Енда Мартинек, вероятно, теперь не скажет: "Видишь, осел ты этакий", или еще что-нибудь такое. И Суханек, Матула, Адам, все - нет, это будет уже не то. Что ж, ребята поймут; они же видят, что я теперь калека и не могу больше работать в забое. Что же мне делать? Видели бы они мою руку в гипсе, на дощечке! Они сказали бы: ну, Станда, берись за то, что можно, а на нас не смотри... Правда, жаль всего этого. И Станда с грустью чувствует, что теперь между ним и первой спасательной командой пролегла какая-то грань, какое-то отчуждение...
- Здорово, Станда, - послышался в дверях несмелый голос, и Станда очнулся от дремоты. Там стоит крепильщик Мартинек с шапкой в руке, серьезный и застенчивый, похожий на благовоспитанного мальчика. - Как ты себя чувствуешь?
- Мартинек! - обрадовался Станда. - Входи!
- А можно? - Молодой великан подходит на цыпочках поближе к постели.-Мне ребята наказали тебя проведать. Вернее, вроде как бы выбрали меня; Андрее хотел было пойти, а ребята и говорят - пусть, мол, Мартинек от нас сходит, узнает, как он там. - Крепильщик шумно вздохнул. - И привет тебе передают.
- Какие вы хорошие, - растроганно бормочет Станда.- Садись вот сюда!
- А можно? - Крепильщик осторожно опускается на стул. - Красиво тут у тебя!
- Гляди! - показывает ему Станда перевязанную РУКУ.
- Ого! - почтительно произнес крепильщик. - Паш главный врач делал? Сразу видать - у него золотые руки. Тебе повезло, дружище.
- Хороший доктор?
- Еще бы! А при родах... У нас он мальчишку принимал. Такая, брат, у него сноровка, даром что ручки короткие и пошуметь любит...
Станда улыбнулся и понюхал бинты.
- "Тут чем-то воняет", - помнишь?
- Помню, - весело улыбнулся крепильщик.-Мне вонь слышалась, даже когда мы на-гора поднимались.
- А как вообще было в нашей смене? - живо интересуется Станда. - Что делали? Больше ничего не случилось?
- Ничего. Мы крепь поправляли... Да, Матулу чуть не убило. Камнем, ну просто на волосок. Матуле везет, он даже не испугался. Ты знаешь, тот ходок опять завалился.
- А доберутся туда?
- Не знаю. Адам считает, что да. Но уж если кто туда и пробьется, так это будет первая команда. Сам знаешь, Андрее так легко не отступится. А мы что ж, мы без всяких, если только можно будет...
- Как Пепек?
- Ну, Пепек, Пепек ругается, однако свое дело делает. Дед Суханек, понятно, столько не наработает, зато болтовни хоть отбавляй: обойдется, мол, он помнит истории похуже и всякое такое. Так и выходит - всякому свое.
- А Адам как?
- Да чуть ли не за ноги пришлось его тащить, словно рака из норы.
- ...А стучат они еще... те трое?
- ...Вчера их больше не слыхать было. Ясно, коли у них такие же газы, как на нашей стороне, тогда дело плохо, братец...
- И все-таки к ним будут пробиваться!
- Само собой. Хоть похоронить их, пока мясо на костях держится. Не могут их там оставить. - Крепильщик Мартинек спокойно смотрит в окно. Сегодня, надо полагать, увидим...
Некоторое время стоит тишина.
- Да, - начал Станда, чтобы переменить разговор, - а что господин Хансен?
- Ничего. Ходил и все ждал, не взорвется ли где снова.
- Вы с него глаз не спускайте, ребята, - серьезно сказал Станда.
- Понятное дело. Да, - вдруг спохватился крепильщик, ощупывая карманы. - Было тут кое-что в газете-я тебе принес...
Станда так и вспыхнул.
- Я знаю, - пролепетал он с несчастным видом. - И кто им сообщил такие глупости! Сделай милость, не будем об этом... Скажи, Мария опять ждала Адама?
- Ждала. - При этих словах крепильщик помрачнел.- А он опять пришел к нам в трактир. Не по душе мне это, ей-богу! У нее такие заплаканные глаза были, - обвел крепильщик толстым пальцем вокруг глаз, - а этот баран безмозглый как будто и не видит. Не станем же мы говорить - иди, мол, спать к жене. Сказать no-совести, я буду рад-радехонек, когда увижу Адама не в этом Хансовом штреке, а где-нибудь в другом месте.
- Почему?
- Так. Такой уж у Адама характер несчастный, понимаешь?
Мартинек помолчал; он сидел на стуле выпрямившись и даже не решался прислониться к спинке, он положил тяжелые кулаки на колени, и его голубые глаза блуждали по больничной палате.
- Красота-то какая в этой больнице, - восхищенно вздохнул он.
- Значит, вы опять в трактире собирались? - нетерпеливо спросил Станда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59