И только постепенно этот гость из прошлого дошел бы до понимания того, что общество, которое потребляет максимум подобных средств, пытается бежать не от мучений или конфликтов, а от чего-то иного: от пустоты и скуки, что люди, по сути дела, пытаются освободиться от самих себя, забыть о собственном повседневном существовании. И тут гость из прошлого, скорее всего, огорчился бы увиденным.
Насколько у нас сохранились свидетельства о временах минувших (например, о девятнадцатом столетии), нам кажется, что и впрямь потребление этих средств культурной анестезии с тех пор многократно возросло. Конечно, прежде для этого не представлялось столько возможностей, но, бесспорно, не было и такой настоятельной потребности. Когда я вспоминаю людей, окружавших меня в детстве, у меня создается впечатление, что они не пытались забыть о своем повседневном существовании, а, напротив, постоянно о нем помнили и относились к нему с каким-то даже несколько комическим достоинством и серьезностью. Они вовсе не стремились вырваться за пределы обыденной жизни, наоборот, старались занять свое место в ней основательно и прочно. Мне кажется, они вообще не скучали; но, насколько я знаю, все время что-нибудь делали, а когда отдыхали, получали удовольствие от самих себя, от своего ума, от своих семей, от друзей. Они не пытались оторваться от реальности, скорее стремились еще теснее связать себя с нею. Можно сказать, их полностью удовлетворяло, что они живут на свете так, как им живется, и делают, что делается; и они не испытывали потребности бежать от этой жизни. Жили трудно, но как-то с большей уверенностью в себе; свои профессиональные занятия воспринимали как непреложный долг, а не как грязный каторжный труд, о котором лучше не вспоминать. Не хочу особенно их превозносить, но сдается, были они счастливее нас и прожили свою жизнь, ощущая ее сильнее и отчетливее, чем мы. Она больше дала им, потому что не была для них предметом забвения и жупелом, от которого надо бежать.
Что было, то было, зачем напрасно вспоминать. Сейчас речь идет о том, целесообразно ли нынешнее массовое производство средств анестезии, биологической и социальной. Мы, безусловно, никому не хотим портить веселое настроение и желаем каждому получить свою долю удовольствий; но прежде всего, анестезия вовсе не путь к истинной потехе: чтобы по-настоящему веселиться, нужно сохранять бодрость. А во-вторых, анестезия не средство лечения от болезней, решения конфликтов, она ни к чему не ведет. С биологической точки зрения лучше ощущать боль и лечить ее, насколько мы это умеем. С социальной точки зрения лучше не забывать, где нам жмет ботинок, а думать о том, как его снять или перешить. С точки зрения культуры лучше не бежать от собственной пустоты, а стараться заполнить ее чем-то разумным.
Когда человек привыкает получать удовольствие от эрзацев жизни, он теряет способность получать удовольствие от самой жизни. Жить скучно — пошли в киношку. Разбираться в людях трудно — пошли глядеть на их тени. Стало потребностью отдыхать от жизни, быть вне действительности; в сущности это то же курение трубочки с опием. Мы ходим смотреть на спортивные матчи — это избавляет нас от внутренней необходимости бороться самим. Мы ищем новостей в газетах, а в результате лишаемся способности самостоятельно видеть и не замечаем нового во вселенной. Чего только не придумано, чтобы не думать! Говорят, религия — опиум для народа; но и политический хилиазм, диктатура, демагогия — тоже наркотические средства для народа: они избавляют от ответственности, от личных устремлений, от нелегкой обязанности думать и выносить суждения.
Но возврата нет: если что-нибудь не в порядке, единственное средство — как следует посветить на этот непорядок. Например, когда-нибудь по-настоящему задуматься над тем, как глупы и пусты многие из наших привычных развлечений. Взбунтоваться против средств оглупления, которые мы покупаем в качестве источника забавы или забвения. Понять, что, по сути дела, это недостойно и унизительно. Для всего этого не нужно ничего, кроме здравого разума. В конце концов, мы почти все знаем, что то, чем мы разгоняем скуку, глупо и однообразно; но мы снисходительны и стараемся показать, что и не предъявляем к нехитрому развлечению особых претензий. Однако скажем себе: жизнь, несмотря ни на что, — достаточно ценная вещь, а посему и любые развлечения заслуживают капельку нашей серьезности. Давайте развлекаться всем своим существом, вкладывая в это весь интеллект, и мы увидим, что и для этого нужно мыслить, познавать, что-то мастерить, над чем-то биться, что-то создавать — короче говоря, быть постоянно активным участником жизни, а не всего лишь ее одурманенным зрителем.
Memento
Одна из первых забот каждого диктаторского переворота — начать демонстративную чистку различных потаенных грязных углов только что устраненного режима. Мы видим это и в современной Германии. Разумеется, поводом обычно бывает политическая месть, но, в сущности, речь идет скорее об умелой демагогии. Любой режим старается морально оправдать свое существование тем, что преследует подлинную или мнимую коррупцию, которую перестала охранять власть, к этому времени уже свергнутая. Насколько мы знаем душу толпы, в этом отношении любой режим, какой бы идейной и моральной ориентации он ни придерживался, может рассчитывать на симпатии широких масс. Так хотя бы на первых порах ему удается снискать народное одобрение.
У нас обычно считается государственной осмотрительностью не допускать подозрения, будто где-нибудь что-нибудь не в порядке, будто от какого-нибудь закутка политики или административного управления несет дезорганизацией или коррупцией.
1 2 3 4 5 6